Собственно, достижениями своими Иван Чемезов никогда не гордился, а эпитет «тот самый» вызывал у него какую-то брезгливость и насмешку.
Он держался просто, хотя и не был простым человеком. С ним всегда было легко, хотя за этой легкостью стояла жажда большего, очередная мечта. Создавалась иллюзия простоты и понятности, но, по сути, его мало кто знал.
Но любили многие. Женщины, галеристы и искусствоведы. Его, обаятельного и задорного чертяку, любили все и всегда, даже дворовые собаки и соседские коты, и он привык к этому, но не кичился, что тоже было своего рода достижением. Свои успехи Иван воспринимал как нечто случайное, неконтролируемое и ничем не заслуженное. Он никогда не приписывал себе успех, в конце концов, что тут такого, если с самого детства Ванька Чемезов просто любил рисовать.
Эта простота характера, редкая самобытность, проявлявшаяся в манере вести себя, держаться и говорить, вся его суть и отражалась в его картинах: небрежные мазки, виртуозное владение мастихином – и готово. Легкомысленные особы оживали на его картинах, а сомнительного вида пропойцы в прокуренном кабаке смотрелись интересно на любой стенке. Иногда мелочи становились для Ваньки Чемезова артобъектами. В то время как настоящие артобъекты могли разочаровать Ваньку Чемезова. Он быстро загорался и так же быстро затухал.
Но Ваня был честен с собой и другими – редкое качество, – прямолинеен до грубости, был предан тем, кого любил, а любил он почти всех. Он, как и Ирина, думал, что не бывает людей совершенно плохих или совершенно хороших, и во всем был склонен оправдывать окружающих с тем расчетом, чтобы окружающие потом простили и ему все его промахи.
А промахов-то хватало.
Женщины, галеристы и коты – Чемезов всегда находил с ними общий язык. Галеристы любили успех, выраженный в цифрах. Котов Ванька Чемезов всегда подкармливал колбасой, закладывая надежный фундамент под храмом котовьей любви.
Женщины же… Другое дело, непростой случай. Женщины хотели быть уникальными, они обожали становиться музами, вдохновлять и внушать восторг. Иногда – любовь. С этим еще сложнее.
Влюбленные женщины всегда хотели завладеть Ванькой Чемезовым.
Однако он не был приспособлен к такой любви. Не умел соответствовать. Забывал приходить вовремя на встречи, увлекался и оставался со студентами в мастерской на час или два. Курил в кухне. Мог профилософствовать (т. е. напиться) до утра в кабаке с каким-нибудь сумасбродным дружком. Невоспитуемый.
Любовь часто приходила нежданно, приносила с собой катастрофы, разоряла гнезда и превращала в пустыни цветущие сады.
Иван даже был женат на одной такой Аленушке. В итоге все кончилось заламыванием рук, потоком обвинений в его адрес, алиментами и тем самым болотом, в котором Иван до сих пор вяз по самую шею. Это отразилось на его творчестве как никогда благоприятно. В период развода Ваня Чемезов создал цикл акварелей под названием «Буря». Смазанные образы, злые лица в окружении городской реальности. Дождь стучит по крыше. Мокрые столики в московских кафе.
Раскупили как горячие пирожки.
Про его работы говорили – очень интерьерные.
Это означало, что, несмотря на все странности, нелепости, все номера, что он отчебучивал, несмотря на все шутки, искажения, эксперименты и наплевательское отношение к тому, что и кто думает о его работах, картины Ивана Чемезова пользовались стабильным коммерческим спросом.
Удачливый черт. Больше всего на свете он любил странное, едва уловимое ощущение, когда ты чувствуешь себя целым, живым, даже больше, чем живым, – частью бесконечной звездной Вселенной, разноцветным галактическим скоплением, неясной, еще не определившейся формой, тонким очертанием. Отсекая все лишнее, кроме любви и ненависти… Целая гамма эмоций.
Сейчас же все его мысли занимала девушка в терракотовом платье, с широкополой шляпой. С лицом человека, вернувшегося с войны. Принцесса в изгнании.
Иван Чемезов стоял в нерешительности и смотрел вслед уходящей вдаль хрупкой фигуре девушки. Она быстро удалялась, грациозно придерживая свою шляпу обнаженной рукой. Ее платье оставило одну руку неприкрытой.
Диспропорция.
Что-то в ней было, в этой прекрасной незнакомке. Что-то особенное, необычное, больше, чем ее неброская миловидность, чем ее беспокойные изумрудные глаза, светлеющие в солнечных лучах, потрясающие каштановые волосы с отблеском меди, удивленный разлет тонких бровей чуть разной формы – не так часто удается увидеть такие. В ней было что-то еще, что так сильно влекло Ивана.