Сначала я не понимаю, что происходит. Потом меня охватывает невероятное облегчение. Мы смеемся, как не смеялись уже много лет — а может, и вовсе никогда. Моя рука соединена с капельницей, мама съежилась на своем стуле. И тут я понимаю: раз мы способны хохотать в пустой больничной палате после всего, что пережили, — значит, мы с ней в каком-то роде непобедимы.
Через несколько дней я начинаю чувствовать какие-то изменения в собственном теле. Это не благословенное безразличие и не отсутствие боли. Все по-прежнему невыносимо болит. Это что-то другое. Какой-то крошечный огонек. Капелька силы. Я чувствую ее где-то очень глубоко, и она пытается вернуться. Посредине ночи я встаю, цепляясь за металлическую стойку капельницы, и, прямо в пижаме, качу ее перед собой к двери. Колесико застревает, зацепившись за угол кровати. Я закатываю глаза и несколько раз пинаю его тапком. У меня нет на это времени!
Наконец я выбираюсь в коридор. Колесики поскрипывают в тишине отделения интенсивной терапии. С сестринского поста доносятся тихие голоса. Скоро я понимаю, что у меня сейчас выскочит сердце, а рука на металлической стойке становится совсем мокрой. Двадцать три шага. Я прислоняюсь к стене, чтобы немного отдохнуть. Двадцать три шага!
Каждый день я хожу. По два раза. Сначала я опираюсь на стойку капельницы, потом она становится мне не нужна. И каждый день на десять шагов больше. По ночам я закрываю глаза и представляю завтрашний день. Много лет я сравнивала себя с прежней собой: инвалидку — с девочкой, которая готовилась к Олимпийским играм. Но моя воля осталась прежней. За годы тренировок я многому научилась — обращаться с собственным телом, быть терпеливой, наращивать силу с нуля. Просто в этот раз все будет помедленнее. Так что я начинаю с того места, где оказалась. Возможно, кое в чем моя семья все же была права: похоже, я и правда сильная.
Глава 44
Тоскана, 27 лет
Крошечный приморский городок, в котором мы живем, необычен, как и вся Италия: дома цвета терракоты, натянутые между окнами веревки, на которых сушится белье, старики, потягивающие кофе и играющие в шахматы возле кафе. И среди всего этого мы: две высокие девицы, явные иностранки, пересекающие пьяццу на велосипедах.
Я все еще дрожу, сижу на коктейле из сильных наркотиков, но идеальный момент, чтобы перестать отгораживаться от мира, никогда не настанет. Вскоре после выписки из больницы мы увидели объявление: в сельской Тоскане искали двух учителей английского. Мы с Жас наплевали на полное отсутствие опыта и отправили заявку.
Семье, чьих детей мы учим английскому, принадлежит загородный отель, состоящий из отдельных бунгало. Нам выделили собственный маленький домик. Мы с Жас не верим своему счастью: эти люди очень милы, дети перестали убегать от нас с криками, и у нас есть выходные. За два месяца, что нам предстоит здесь провести, мы успеем побывать в Сиене, Риме и Пизе, особенно с учетом дешевых поездов.
У почты мы сворачиваем на древних великах прямо в стену и спрыгиваем. Отсутствие тормозов — часть местного колорита.
— Мне пойти с тобой? — Жас хмурится.
Я смотрю на маленькую желтую вывеску «Uffico postal» — «Почтовый офис». В руках у меня конверт.
Утром, когда я писала письмо деду, старалась не злиться, потому что на своей шкуре поняла, насколько злость и жажда мести опасны. Они навеки привязывают тебя к тем самым людям и воспоминаниям, от которых ты хочешь сбежать. Пока я злилась и пыталась бороться с несправедливостью, я зависела от тех, кто причинял мне боль. От их извинений, от их способности меня освободить. Пока все не развалилось, моя семья не отказывалась от попыток меня контролировать. Но даже потом я цеплялась за них и не позволяла себе быть свободной.
Когда я писала деду, пыталась вспомнить все, через что мы прошли, и все, что потеряли. Вышло пять листов, но письмо казалось ужасно тяжелым.
— Я быстро, — говорю я, касаясь плеча Жасмин.
Внутри пожилая леди ставит на конверт штамп и кидает его в кучу других писем. У меня начинает кружиться голова. Мы с Жасмин снова забираемся на велосипеды, выезжаем на дорогу и катим в тени пахучих сосен. Я медленно кручу педали, сосредотачиваясь на каждом движении и крепко держась за руль. С другом делать это гораздо легче — как и все остальное.
Как-то вечером, когда все кругом окрашивается в пастельные тона, семья приглашает нас поужинать в саду. Разумеется, вокруг царит хаос: везде носятся дети, бабушка с мамой выкрикивают с кухни указания, но их никто не слушает, молодежь яростно жестикулирует при разговоре, бронзовый от солнца лед с грубыми натруженными руками удовлетворенно взирает на все это.