— Хорошо, хорошо. Я просто беспокоюсь за них. Им все время приходится начинать все сначала.
— Это полезно. Это закаляет. Давай собирать вещи.
Через три часа мы уже в аэропорту — сонные, с четырнадцатью чемоданами и кучей сумок. Большая часть нашего имущества брошена, все, на чем есть наши имена, полетело в камин или в случайный мусорный бак по пути к аэропорту. Мы с Кьярой и Фрэнком таскаем багаж, пока мама с папой бегают вдоль касс, пытаясь найти чартер, на котором можно улететь, не внося свои имена в список пассажиров.
Я дрожу на холодном осеннем ветру, над головой ревут самолеты, заглушая мои мысли. Я не успела поспать или хотя бы остановиться и подумать, и я не знаю, чего хочу. Грузя чемоданы на тележки, Фрэнк смотрит на Кьяру и вздыхает. Она, как обычно, нацепила на себя несколько слоев потертых шмоток всех оттенков серого и коричневого. Мы подозреваем, что она просто хочет нас побесить, и у нее это получается.
— Почему ты пытаешься выглядеть как нищенка? — хмурится Фрэнк.
— Ты правда считаешь, что сейчас надо думать именно об этом? — Она поджимает губы и поднимает широкую бровь.
— Да. Так я и думаю.
Я узнаю, что мы летим в Торонто, только сев в кресло у иллюминатора и пристегнувшись. По крайней мере, сейчас мы летим именно туда. Прямые перелеты для любителей. Чтобы сбить погоню со следа, нужны пересадки. В международном аэропорту Торонто папа выбирает нам страну для жизни, смотря на табло и выискивая ближайшие самолеты. Цифры и названия, коротко щелкая, меняются, а мимо проходят идеальные незнакомцы с маленькими черными чемоданчиками. Меня зачаровывает концепция «путешествий налегке». До пяти лет я не понимала, что остальным людям не нужно тащить в аэропорт все, что у них есть. Я думала, что они так и живут, с одним аккуратным чемоданчиком.
Папа выбирает рейс, но я все еще ничего не знаю. Пока я смотрю на родителей, мама кладет руку ему на плечо и что-то тихо говорит. Кажется, задает вопрос. Потом она уходит, держа в руке карточку для международных звонков. Это важно. Неотслеживаемый звонок из аэропорта города, в котором ты не будешь задерживаться, — вполне достаточная мера предосторожности. В телефонной будке на другой стороне сверкающего белого терминала мама странным образом преображается. Она как будто становится меньше.
Я ускользаю от остальных и иду к ней. Мама говорит на языке, который я раньше никогда не слышала, он как будто состоит из одних шершавых согласных. По ее лицу текут слезы. Я тянусь к ней, но тут кто-то хватает меня за плечо. Это папа. Он злобно тащит меня к брату с сестрой, пальцы впиваются мне в руку. Наконец он оставляет меня и идет посмотреть номер гейта. Я не понимаю, что я сделала не так, и пытаю Фрэнка и Кьяру, пока Кьяра не уходит. Брат отмахивается.
— Ну пожалуйста, — шепчу я. — Мне никто ничего не говорит. Я умею молчать, ты же знаешь!
— Ты правда хочешь знать? — Фрэнк в упор смотрит на меня своими темными глазами. — Она звонит своему отцу.
Мне непонятно. Я всегда считала, что ее родители умерли.
— Почему тогда она такая грустная?
Когда он отвечает, его голос звучит так странно, что я отступаю на шаг.
— Потому что это он нас преследует.
Глава 9
Германия, 8 лет
Флуоресцентные огни аэропорта, багажная лента, похожая на извивающуюся серебряную змею, и снова люди с аккуратными чемоданчиками. На улице холодный воздух забирается под легкую куртку. Мы загружаемся в два такси, с трудом впихивая чемоданы. Я пытаюсь размять затекшие запястья, но боль терзает руки. Последние несколько месяцев становится только хуже, и, кажется, уже нет способа это исправить.
— Итак, вот наш план, — объявляет папа через полчаса, когда мы оказываемся на центральном железнодорожном вокзале Франкфурта. — Садимся на первый поезд до Ганновера, а там снова пересядем. — Судя по всему, пока я была в туалете, они решили поехать в Гамбург. Скорее всего, потому, что там находится один из самых известных плавательных комплексов мира.
— Может, сначала найдем отель и передохнем? — осторожно предлагает мама.
— Нет, надо двигаться.
На вокзал прибывает поезд и с шипением раскрывает пневматические двери.
— Глядите-ка, — папа смотрит на часы, — точно по расписанию. Немецкая эффективность, Бхаджан. Именно так они чуть не выиграли войну.
Мы только-только успеваем распихать свои вещи по купе, а за окнами уже пролетает незнакомый пейзаж. И тут папа слышит объявление о следующей станции и настораживается.