Выбрать главу

— Маленькое дерьмо! — Оскорбление она бросает, как перчатку.

— Ненавижу тебя, — шипит он сквозь сжатые зубы и замахивается.

Кьяра тут же бросается на пол. Фрэнк не успевает остановить удар и бьет кулаком прямо в стену. Мгновение стоит тишина: Кьяра лежит на полу, я сижу на подоконнике, а рука Фрэнка, пробив штукатурку, застревает в ней.

— А-а! — Он вытаскивает руку, кровь капает на темный ковер.

Так было всегда, сколько я себя помню. Я всю жизнь знаю Кьяру и большую часть этого времени живу с ней в одной комнате, но я все еще не понимаю, кто она на самом деле. Она похожа на ртуть, потому что постоянно меняется, приспосабливается к разным местам и обстоятельствам, никогда не принимая свою истинную форму. Я знаю, что она пыталась спихнуть Фрэнка с балкона пятого этажа, когда ему было три года, и ударила его в лицо в тот день, когда он родился. Эти двое еще долгие годы будут продолжать бессмысленную борьбу друг с другом.

Фрэнк изучает истекающую кровью руку, когда из соседней комнаты прибегает мама. Она оглядывает нас, видит дыру в стене и подчеркнуто невинное выражение лица Кьяры.

— Что случилось?! — восклицает она, побледнев.

— Это она виновата! — орет Фрэнк.

Он зажимает запястье левой рукой, пытаясь остановить кровь.

— Ты мерзкая! — кричу я Кьяре. — Ты назвала его слабым!

В нашей семье нет худшего оскорбления.

— Почему ты на подоконнике? Чтоб тебя! — Мама за руку стаскивает меня вниз.

К счастью, когда папа возвращается, мы успеваем разойтись по своим углам. Отмытые и одетые в пижамы, мы не вызываем подозрений. Дыру нам удалось прикрыть какой-то картинкой в рамке. Папа хмурится, увидев повязку на руке Фрэнка, и это лишний раз напоминает нам, что от него ничто не ускользнет.

Когда в окно начинает дуть утренний ветер, теплый и свежий, я делаю свою обычную зарядку и растяжку. Фрэнк начал тренировать меня вскоре после моего рождения, готовя свою младшую сестру к карьере профессиональной спортсменки, которую сам же для нее и выбрал. Я делаю приседания, отжимания, подъемы корпуса, стою у стены на руках… Потом наступает время уроков с мамой.

Сегодня мы начинаем с математики. Я обожаю свои счеты, блестящие, с темными деревянными костяшками, довольно крупными, чтобы было проще их двигать. Они приятно щелкают и быстро дают ответы на самые сложные задачи. Фрэнк и Кьяра прошли интенсивный курс за те несколько месяцев, что мы провели в Японии. Они настоящие эксперты, их пальцы так и летают над страницами учебника. Им даже не нужны счеты, брат и сестра легко решают сложные примеры на умножение и деление, просто закрывая глаза и двигая руками, как будто переметая невидимые костяшки.

Мы сидим в ряд — я посередине, скрестив ноги, на узорчатом отдельном ковре. Мамин нежный голос с французским акцентом направляет нас. Двадцать минут я тружусь над сложением и вычитанием, а потом отползаю на диван отдохнуть.

Меня страшно бесит, что я не такая умная, как все в нашей семье. Конечно, они намного старше, но мне кажется, что нагнать их абсолютно невозможно.

После недели отдыха папа вскакивает с ветхого шезлонга, некоторое время смотрит, как я бросаю палочки в пустой бассейн, а потом восклицает:

— Поехали в Амритсар!

— Поехали, — согласно киваю я.

Он оглядывает пустынные окрестности и жестом приглашает меня опуститься рядом.

— Харбхаджан, ты знаешь, зачем мы сюда приехали?

Мы сидим бок о бок: огромный мужчина и его миниатюрная копия.

Я качаю головой.

— Это место спасло мне жизнь, — поясняет он.

— Бассейн?

От папиного смеха шезлонг начинает сотрясаться.

— Эта страна. Еще до того, как я приехал сюда впервые. Когда я был моложе, я пытался понять, как надо жить, как существовать в мире… — Он вдруг замолкает.

— Еще до моего рождения? — понимающе спрашиваю я.

— Да. — Папа задирает бороду. — Это были темные дни, Бхаджан, очень темные. А сейчас мы поедем в самый святой из городов, в золотой храм. Ты готова?

Я отказываюсь ехать, пока мы не найдем нашего любимого солдата и не отдадим ему мешок бананов. Но Фрэнк поднимает меня за лямки денгари, тащит к машине и сажает на заднее сиденье, невзирая на мои протесты. Отсутствие уважения — вторая причина, по которой я мечтаю скорее вырасти. Он что, не понимает, что я не младенец, а просто невысокий человек?

Машина мчится в Амритсар. Над нами бескрайнее звездное небо, ветер развевает наши волосы, и мы поем семейную песню: