Протянула руку и переплела пальцы с его.
— Он завел интрижку, когда мне было шесть. Девка залетела. Он денег дал на аборт, но она его не сделала. Сбежала просто в какие-то ебеня. А потом, в родах что-то пошло не так, а помочь там не смогли. Отец сам детдомовский…. Ну и не хотел такой судьбы для потомка. Забрал его к нам. И вот он — результат.
Резко повел подбородком вбок.
До этого момента я не чувствовала холода. А сейчас он сковал все тело, и внутрь проник, вызывая озноб.
— … с детства ходячей проблемой был. Три школы сменили. К пятнадцати годам было десять приводов в милицию из-за драк. У меня об университетских годах самые яркие воспоминания, как ездил его из участков забирать, — он выдохнул, — еле школу окончил. Ни о какой дальнейшей учебе слышать не хотел. Все, чем занимался — качалка и бои на тотализаторе. Надо было махнуть рукой, и мы собирались, но так и не смогли. И вот, однажды, отец позвонил и сказал, что Влада арестовали за убийство. Забил насмерть своего противника на этом… Ринге. Можно было замять, избежать скандала, но он не дал. Да еще и с поведением своим. Короче говоря, пять лет отсидел. Вышел два месяца назад и опять за старое.
Глеб повернул голову, нашел глазами мои. В его застыло какое-то странное, нечитабельное выражение.
— Теперь понимаешь, почему не рассказывал?
Я лишь кивнула и прильнула к нему. Обняла за плечи, запустила пальцы в русые волосы, гладя затылок. Сердце сжималось от боли, в голове метались мысли — ни одной не ухватить.
— Лучше б он сдох там, честное слово, — прошептал Глеб. Приподнялся и поцеловал меня в губы. Рука забралась под платье, сжала бедро над кромкой чулок. Пальцы полезли под трусики.
— Глеб, — я разорвала поцелуй, отклонила лицо, уперлась ладонями в его грудь, — не нужно.
Он показательно отнял руки, продемонстрировал открытые ладони и отодвинулся.
— Прости, но я не могу так, — одними губами прошептала, кивнув на водителя.
— Это ты прости, — он взял меня за руку, — сорвался.
— Понимаю.
Остаток пути мы проделали молча. Глеб легонько поцеловал на прощание. Намекать на «чашку кофе» не стал. К счастью.
Глава 5
Мой отец бил маму. Больше двадцати лет прошло, а я до сих пор содрогаюсь от ярчайших воспоминаний, как захлебываясь слезами умоляла его не трогать ее, не обижать. Как забивалась в угол, дрожа от страха, и не могла даже плакать, просто сидела, сжавшись в комок, заткнув ладонями уши и хватая ртом воздух. И все равно слышала, как он орет, а мама плачет и просит прекратить. Слышала звуки ударов…
А потом она всхлипывала в ванной, смывая с лица кровь. А через время он успокаивался, умолял простить, и она прощала. И каждый раз, каждый, я верила тому, что теперь все будет хорошо.
Но, конечно же, случалось иначе.
После того, как впервые досталось и мне, мама нашла в себе силы не терпеть. Не внимать властным шизофреническим наставлениям бабушки, что «у ребенка должен быть отец», что «все терпят, и ты терпи», что «кому ты будешь нужна с ребенком» и прочему, прочему, что вопреки здравому смыслу, принято говорить даже сейчас, в двадцатых годах двадцать первого века — продвинутых и цивилизованных, в которых о правах, законах и равноправии орут на каждом шагу.
И, получив в обмен на забранное из милиции заявление, свидетельство о разводе, мама навсегда покинула наш маленький городок вместе со мной.
А потом была комнатка на окраине столицы, снятая у старенькой бабушки, бабушки Лиды. Доброй, в отличие от моей настоящей. Она забирала меня из школы — я как раз пошла в первый класс, учила со мной уроки и кормила пирожками, пока мама работала на рынке. Заботилась о нас, как о родных, ведь своих у нее больше не было. Сын, невестка и внук-подросток взорвались в машине за пару лет до нашего с мамой появления. Девяностые…
Она умерла, когда мне исполнилось одиннадцать. На памятнике мы написали «Любимой маме и бабушке», ведь бабушка Лида стала ею для нас.
Год спустя у мамы появился Богдан. С первого взгляда напомнивший мне старшего богатыря из мультфильма «О мертвой царевне и семи богатырях» внешне, а после и характером, этот мужчина вернул ей веру в счастье и стал хорошим отцом мне. Мы переехали к нему, квартиру эту, оставленную нам в наследство, стали сдавать. А еще через год они родили мне братика — Лешу, с такими же как у отчима добрыми глазами цвета моря. Так мы и жили до моего совершеннолетия, после которого мама уговорила Богдана позволить мне переехать и жить отдельно. Выпустить из гнезда, как любила повторять она сама.
Мамино «долго и счастливо» свершилось.
Конечно же, потом в моей взрослой жизни бывало всякое. Не раз разбитое сердце, неудачный опыт совместной жизни, даже разорванная помолвка — как почти у любой девушки. Но кошмарная изнанка привычной жизни существовала для меня только в сериалах, книгах, новостных сводках и рассказах Богдана о работе.