— Риз, это Элена Конту. Мы знаем друг друга с самого детства. Её отец — лучший друг моего отца. Они живут в поместье к югу от Гилиберти Оливок.
Мой желудок падает вниз. Это даже хуже, чем я думала.
Мисс Совершенство давно претендует на Данте. И я вижу по её глазам, что она не откажется от него в ближайшее время. Она протягивает ко мне тонкую, благородную руку. Её кольца врезаются мне в ладонь, когда она сжимает пальцы.
— Я очень рада познакомиться с тобой, Риз. Ты здесь для продолжительного визита? Данте не сказал мне, что ждёт гостей.
Она поворачивает свои красивые зелёные глаза к Данте, ожидая объяснений, что заставляет меня задуматься, как много всего они на самом деле пережили друг с другом. Они разговаривают обо всем на свете?
Данте быстро рассказывает ей короткую версию того, что произошло в Амстердаме, и я замечаю тот момент, когда она решает, что я не угроза для неё. Её лицо становится светлее.
— О, — восклицает она. — Так ты стала свидетелем героических наклонностей Данте. Однажды он спас мне жизнь. Я упала с яхты его отца и не умела плавать. Данте нырнул и вытащил меня из океана.
— Она должна была надеть спасательный жилет, — вставляет Данте, — но она не хотела испортить свой загар.
Он добродушно закатывает глаза, и Элена толкает его.
— Кому нужен этот спасательный жилет, когда у меня есть ты? — улыбается она ему, хлопая ресницами, и меня тошнит. И на этот раз моя тошнота не имеет ничего общего с медузой, которая только что пыталась меня убить.
Элена поворачивается ко мне:
— Как долго ты пробудешь здесь? — невинно спрашивает она. — Я покажу тебе Валес. И что случилось с твоей ногой?
— Оказывается, у меня аллергия на медуз, — отвечаю я. — И я бы хотела потусоваться с тобой, пока я здесь. Я останусь, пока аэропорты не откроются. Сейчас они закрыты из-за вулканического пепла.
— Знаю! — восклицает она, возвращая своё внимание к Данте. — Ты знал, что Майкл остался в Лондоне? Он в ярости, потому что, вероятно, пропустит Регату. У него новая лодка в этом году и всё такое.
Они с Данте говорят об этом несколько минут, об этой важной ежегодной гонке на лодках, которая, по-видимому, имеет большое значение здесь, в Кабрере, забыв про меня. Я стою рядом, чувствуя себя неловко с моей причудливой пульсирующей ногой, пока, наконец, Данте не смотрит на меня так, будто внезапно вспоминает о моём присутствии.
— О боже. Прости, Риз. Я забыл о своих манерах. Нам, действительно, нужно вернуть тебя во дворец. Я хочу, чтобы ты немного полежала, и я попрошу доктора осмотреть тебя, — он поворачивается к Элене. — Мы скоро наверстаем упущенное, Лени.
Он зовёт её Лени. Я мгновенно и нелепо обижаюсь на это.
— Сегодня вечером будет костёр, — говорит ему Лени, наблюдая, как он берёт меня за руку. — Ты придёшь?
Он смотрит на меня, потом снова на Лени:
— Может быть. Мы посмотрим, как пойдет.
— Не заставляй меня ждать, Ди, — игриво предупреждает она. — Ты знаешь, как я это ненавижу.
И я ненавижу, что ты зовёшь его Ди.
Я знаю её всего пять минут и уже ненавижу эту девушку, потому что она знает Данте дольше. Он — Ди, а она — Лени. К тому же, она идеальна. Я ненавижу и это. И ненависть к этому делает меня мелочной, что, конечно, я тоже ненавижу. Очевидно, я просто ненавижу сегодня всё.
Данте улыбается Элене, и мы уходим. Я знаю, что если обернусь, то увижу, как она будет смотреть нам вслед. Я буквально чувствую, как её изумрудно-зелёные глаза прожигают наши спины. Она не та, с кем стоит связываться. Я знаю это.
Глава 6
— Мама, я уверяю тебя, я в порядке, — в очередной раз настаиваю я, разговаривая по телефону. — Это просто укус медузы. Мне не ампутируют ногу или нечто подобное. По-видимому, это обычное дело для тех, кто живёт у океана. У меня была небольшая аллергическая реакция, но я в порядке. Доктор сделал мне укол кортизона (Прим. пер.: противовоспалительный лекарственный препарат), и нога даже больше не опухает, остались лишь красные пятна.
Я смотрю вниз на свои покрытые пятнами ноги и знаю, что выгляжу так, как будто я побывала на конце щупальца медузы, что, конечно, и произошло.
Кроме того, укол кортизона был очень болезненным.
Но я не упоминаю эту часть.
Моя мать уже достаточно завелась. Она не в восторге от того, что я здесь. Она вполне рада, что я получила возможность приобщиться к культуре и всё такое, но она бы предпочла, чтобы я оказалась в стране, о которой она слышала раньше. И где-нибудь не за тысячи миль от дома.
Я слушаю её материнские заботу и нытьё в течение следующих десяти минут, пока рассеянно смотрю из окна своей спальни. Я нахожусь в задней части дома над теннисными кортами. Справа от меня сверкающий голубой бассейн, слева — нетронутые сады. Теннисные корты находятся в центре.
Повсюду розовые кусты. И мои любимые пионы. И множество белых мраморных статуй греческих богов. И один из Наполеонов. Почему эта страна так одержима Наполеоном?
Я задаюсь вопросом, сделана ли эта маленькая статуя в натуральную величину, когда Данте прерывает мой поток мыслей, шагая по газону с ракеткой в руке, в коротких теннисных шортах.
Святые.
Обезьянки.
Это как замедленная съемка из фильма. Данте убирает свою белокурую челку с глаз, и солнце ловит каждый блик золота в его волосах. Его ноги длинные, загорелые и мускулистые. Если бы я была мужчиной, я бы точно сейчас присвистнула. Но опять же, если бы я была мужчиной, я бы не присвистнула при виде Данте.
Я такая странная.
— Риз Элизабет Эллис, ты меня слушаешь? — слышится требовательный голос матери с другого конца телефона.
Хм, нет. Не слушаю. Не имею ни малейшего понятия, о чём она говорила. На самом деле, я даже забыла, что она всё ещё висит на телефоне. Во всём виноваты короткие-прекороткие шорты Данте.
— Конечно же, я слушаю, — отвечаю я, отодвигая шторы, чтобы лучше видеть Данте.
Ещё больше преследования?
Я игнорирую голос в моей голове и голос в телефоне и концентрирую всё своё внимание на Данте. Я не знаю, с кем он играет. Это должно быть один из его друзей, потому что парень выглядит его ровесником. Но незнакомец не привлекает моего внимания. Данте полностью затмил его, и я не чувствую себя неправильно из-за этого, потому что незнакомец, вероятно, привык к этому.
Данте подаёт мяч, и он пролетает мимо того парня, как комета.
Данте смеётся, а второй парень хмурится, когда он занимает позицию, чтобы вернуть следующую подачу Данте. Данте шутит над ним и смеётся, когда парень делает выпады в воздухе. Это напомнило мне лабрадора в ситуации, когда вы делаете вид, что бросаете мяч, а собака бежит, чтобы поймать его.
Данте снова смеётся, а потом вправду кидает мяч. Он вновь проносится мимо головы парня. Тот бросает ракетку, и Данте закатывает глаза. Когда он это делает, он видит, что я слежу за ним. Я ныряю за занавеску.
— Мам, я должна идти, — тихо говорю я. — Поговорим с тобой позже. Люблю тебя.
Через мгновение я снова осторожно выглядываю в окно, и Данте ждёт меня, стоя посреди теннисных кортов, и весело машет мне. Он точно знал, что я смотрю, и ждал, чтобы поймать меня с поличным. Отлично.
Данте: один. Риз: ноль.
Я улыбаюсь и машу ему в ответ, и он показывает мне рукой, чтобы я спустилась вниз.
Моё сердце снова бьётся как сумасшедшее, и я оглядываю себя.