— Ты выглядишь немного бледной, — замечает он, пристёгиваясь. — Ты боишься летать?
— Это настолько очевидно? — тихо спрашиваю я. — Я много раз летала в своей жизни и должна была привыкнуть. Но боюсь, что это никогда не произойдёт. Как только мы наберём высоту, я буду в порядке, но до этого момента… ну, признаться, я в ужасе.
— Не волнуйся, — тихо говорит Данте, его голос успокаивает и обнадёживает. — Здесь нечего бояться. Ты скорее попадёшь в…
— В автомобильную аварию, чем погибну в авиакатастрофе, — перебиваю его я. — Да, я знаю. Слышала об этом. Откуда ты? — спрашиваю я, отчасти из любопытства и отчасти из-за необходимости отвлечься. — У тебя интересный акцент.
Он улыбается, сверкая белоснежными зубами. Я бы могла смотреть на его улыбку весь день напролёт.
— Кабрера, — отвечает он, заодно напоминая мне о том, что я вообще-то задавала вопрос. — Это остров недалеко от Греции. А как насчёт тебя?
— Как будто ты ещё не понял, что я американка, — усмехаюсь я. — Знаю, это написано у меня на лбу. Уверена, ты фанат, не так ли?
— Американцев? — он приподнимает одну из своих золотистых бровей. — Конечно, я люблю их. Не вижу причин для обратного. Они приносят кучу долларов Кабрере в плане туризма.
— Ну, мы — страна крайностей, — признаюсь я. — Но, как правило, иностранцы недолюбливают нас.
Взгляд Данте замирает на мне на мгновение, а затем он улыбается.
— Ну, не могу сказать за всех иностранцев, но я не ненавижу американцев. Да и ты сейчас не в Америке, не так ли?
Я качаю головой.
— Нет, определённо нет.
— Ну, теперь ты — иностранец, — усмехается он, и я не могу не улыбнуться в ответ. Он прав.
Из динамиков доносится гнусавый голос пилота, но я отключаю его в своей голове, так как я разговариваю с парнем, который определённо является потомком богов. Иначе я никак не могу объяснить его привлекательность и обаяние. Я едва слышу слова, слетающие с губ Данте, настолько я загипнотизирована их движением. Это жалко, я знаю, зато, правда.
Одна из моих черт — я никогда не лгу себе. Иногда, когда это необходимо, я могу утаивать правду от своих родителей, но никогда от себя. И я отчаянно увлечена этим парнем.
Наконец, самолёт слегка вздрагивает и начинает двигаться вперёд. Напуганная, я вжимаюсь в сидение. Мои пальцы белеют, и я уверена, что оставлю следы в потрескавшихся виниловых подлокотниках.
— Не волнуйся, — тихо говорит Данте, отрывая одну из моих ладоней и заключает её в свои. — Всё будет хорошо.
Ощущение его рук отвлекает меня. Сильные и тёплые, они, образуя чашевидную форму, бережно держат мою ладонь, словно это что-то очень хрупкое. Я закрываю глаза и наслаждаюсь этими ощущениями. У меня есть всего лишь несколько минут, чтобы впитать это чувство.
Когда самолёт выкатывается на взлётно-посадочную полосу, что-то происходит. Что-то не так.
Наш самолёт немного покачивается, а затем дрожит, словно движимый сильным порывом ветра. Я чувствую это короткое мгновение прежде, чем Данте усиливает хватку на моей руке, за секунду до того, как свет врывается сквозь мои опущенные веки. Я открываю глаза, чтобы обнаружить рвущийся огонь на взлётно-посадочной полосе за моим окном. Прежде чем я могу отреагировать или закричать, весь ад вырывается на свободу.
Глава 2
События начинают происходить быстрее, чем я могу их осознать, оставаясь в сознании большим размытым пятном.
Вначале всё происходит как в замедленной съёмке, когда я изо всех сил пытаюсь понять, что случилось.
Стюардессы мечутся по самолёту, потому что всё вокруг нас горит. Пилот снова что-то говорит через динамик, но я ничего не слышу из-за шума в салоне. Все пассажиры нервно разговаривают, задавая вопрос «Что только что произошло?», пока издалека начинает слышаться вой сирен. И затем, когда сирены становятся громче, самолёт окутывает тишина. Даже в тумане моего шока и смятения я должна отдать должное спасателям за оперативное реагирование.
Я собираюсь с мужеством и смотрю в окно. На краю взлётно-посадочной полосы, наполовину погрязшие в земле, горят обломки самолёта. Я вижу, как белая облицовка его хвоста тает, раскрывая металлический скелет. Чёрный токсичный дым поднимается к небесам, но, вероятно, было бы намного тревожнее, если бы он этого не делал.
Спасательный трап не появляется с боковой части самолёта. Его каркас неподвижен и бесшумен, доносится лишь громкий треск огня.
— О Боже!
Женщина в хвосте нашего самолёта нарушает зловещую тишину и начинает рыдать. Она плачет, указывая в окно, и её рука дрожит. Люди в горящем самолёте явно мертвы. Мы не видим их, но мы это знаем. В воздухе висит облако потрясения и невысказанных чувств, которыми переполнены все пассажиры нашего самолёта.
— Что случилось? — спрашивает маленький мальчик у своей мамы, сидящей через проход.
Его мать, мертвенно-бледная, смотрит в окно, её лицо лишено всех красок. Она мрачно качает головой и опускает пластиковую штору на окно. Бросив взгляд в мою сторону, ее глаза встречаются с моими на короткий момент, прежде чем она опускает голову. Мы просто стали свидетелями трагедии. Проблема в том, что я не уверена, какой именно. Я вообще ни в чём не уверена.
— Что произошло? — я отчаянно спрашиваю Данте. — Что с ними случилось? Они взлетали или садились?
Он смотрит на обломки.
— Я не знаю, — признаётся он. — Не могу сказать.
Словно из ниоткуда, рядом с Данте возникает мужчина в костюме.
— Пойдём, Данте. Нам нужно уходить, — приказывает высокий загорелый блондин с короткой стрижкой. — Мы не можем тут оставаться.
— Что? — безучастно спрашивает Данте, глядя на мужчину. — Как мы можем куда-либо уйти?
Короткая Стрижка хватает руку Данте, его пальцы толстые и напоминают сосиски.
— Не время для дискуссий. Мы должны уходить.
Он наклоняется и что-то бормочет на ухо Данте. Единственное слово, которое мне удаётся расслышать, это «террористы».
Я вздыхаю, и Короткая Стрижка смотрит на меня, его тусклые голубые глаза серьёзны. Поднеся свой толстый палец к своим губам, он жестом показывает мне «молчать». Я кусаю губы, и Данте поворачивается ко мне.
— Возьми свои сумки, Риз.
— Что? — спрашиваю я в замешательстве.
— Просто хватай свои вещи, — быстро говорит он, вставая. — Я не оставлю тебя здесь одну.
Схватив ручку сумки, я закидываю её на своё плечо и тихо и быстро следую за Данте. Я даже не знаю этого парня, но, по какой-то причине, в этот момент доверяю ему. Я определённо предпочту быть с ним, а не здесь, на этом пылающем асфальте. Это точно.
Стюардессы обступают нас, создавая защитный барьер, пока мы ждём у двери. За нами я слышу тревогу остальных пассажиров, громко выражающих свою озабоченность тем, почему мы можем уйти, а они нет. Это действительно хороший вопрос, на который я не знаю ответа.
Пока самолёт медленно рулит к противоположной стороне аэропорта, я, пребывая в шоке, смотрю в окно.
Кусочки горящего самолета разбросаны повсюду. Маленькие изогнутые куски металла, обрывки одежды, горящая резина. Мой взгляд перемещается к самому самолету, и я вижу зубчатое рваное отверстие в брюхе самолета. Я снова начинаю задыхаться и отвожу взгляд. Но это не помогает. Я мельком вижу почерневшую куклу, лежащую в траве у колеса самолета, ее лицо растаяло. Эти картины запечатлелись в моем сознании, наверное, навсегда. Я сжимаю глаза и жду, когда самолет перестанет двигаться.