Второй пилот вручает нам наушники, которые все мы надеваем и садимся на наши места. Это самый большой вертолет, который я когда-либо видела, достаточно большой, чтобы разместить всех телохранителей Данте.
Эта мысль заставляет меня снова сглотнуть. У Данте есть телохранители. Он — моя полная противоположность, обратный полюс на измерителе значимости жизней.
Я застёгиваю ремень безопасности и закрываю глаза. Внезапно я ощущаю его дыхание на моей щеке и его губы рядом с моим ухом.
— Я обещаю, всё будет хорошо.
Все в вертолете могут это слышать, потому что ко всем нашим наушникам прикреплены микрофоны. Мои щёки покрываются румянцем. Теперь все знают, что я большой ребенок. Отлично.
— Люди в том самолёте. Они все мертвы?
Тишина на борту становится мне ответом. С печальным лицом Данте склоняется ко мне:
— Да, это так.
Дыхание замерзает в моём горле, когда я вспоминаю треск горящего самолёта. И куклу без лица.
Я закрываю глаза, но я всё ещё вижу их образы.
Данте протягивает руку и сжимает мою ладонь.
Идеально.
По-настоящему, на этот раз.
Я чувствую, как мое сердце начинает трепетать от его близости и от того, как его прохладная рука ощущается в моей. И тут я чувствую себя глупо. Просто потому, что я — провинциальная девчонка с фермы, не значит, что я должна выставлять себя дурой перед этим парнем. У меня должно быть чувство собственного достоинства. Я не собираюсь заискивать перед ним. Он — миллиардер. И красивый. Вероятно, он привык к тому, что девушки бегут к нему по первому зову. И я решительно не собираюсь быть одной из них.
Я высвобождаю свою руку из его ладоней и наклоняю голову к окну. Я решаю не смотреть на его отражение, в частности, потому что чувствую на себе его взгляд.
Я сжимаю глаза, когда двигатель начинает реветь, и мы, дрожа, отрываемся от земли, а затем поднимаемся к небу, словно моторизованная птица.
Я думаю, что у меня может случиться сердечный приступ, и на этот раз, когда Данте сжимает мою руку, я сжимаю её в ответ. К черту попытки казаться непреступной! Это продолжалось всего три минуты. Я — открытая книга в плане эмоций, и не собираюсь ничего менять ради того, чтобы выглядеть круто.
Ни для одного парня, ни по какой-либо причине.
Гул вертолета исчезает в моем подсознании, когда я закрываю глаза и пытаюсь представить, что я где-то в воздухе, но на высоте не более пятнадцати тысяч футов.
Я сосредотачиваюсь на своей любимой мечте, в которой я возвращаюсь из Лондона в конце лета, гламурная и потрясающе великолепная, и каждая девушка в моей школе завидует мне, когда Квинн МакКейн приглашает меня на вечеринку, потому что не может сопротивляться моему очарованию.
Эй, это моя мечта. Я могу мечтать, о чём захочу.
Дело в том, что лицо Квинна заменяется у меня в голове на лицо Данте.
То, что я безумно увлечена Квинном с тех пор, как мы вместе пошли в детский сад, о чём-то да говорит.
Все мои мечты в течение одиннадцати лет были только о нём. Я очень верный мечтатель. И внезапно мне кажется, что я обманываю своего воображаемого бойфренда, парня, который мог бы им стать в реальности, но который встречается с моей лучшей подругой Беккой в течение последних двух лет. И нет. Бекка понятия не имеет, что я тайно влюблена в её парня. Это секрет, который я сохранила от неё.
Я очищаю голову от суматошных мыслей и вместо этого сосредотачиваюсь на том, чтобы не думать об этом. Я сосредотачиваюсь на темноте и чувствую, что засыпаю.
Я не уверен, как долго я сплю. Но мои глаза открываются, и я вижу Данте, наблюдающего за мной. Я мгновенно смущаюсь и всерьез надеюсь, что я не сделала ничего ужасного во сне.
— Мне нравится имя Риз, — говорит Данте, как бы случайно озвучивая свои мысли. И опять все в вертолете это слышат, так как мы все на одной частоте. Мой румянец возвращается с удвоенной силой.
— Спасибо, — отвечаю я, не глядя на него, пытаясь уменьшить красноту моих щёк.
— Как твои родители его выбрали? — спрашивает он, глядя на меня с интересом. Я выпрямлюсь на своем сиденье и снова смотрю на его отражение в окне. Я считаю, что безопаснее смотреть на его отражение, а не в его поразительно голубые глаза. Это помогает мне сдерживаться.
И мне нужно всё моё остроумие, чтобы ответить на данный вопрос.
— У моего отца был любимчик в бейсбольном Зале славы, Пи Ви Риз, — говорю я. — Он играл за Доджерс давным-давно (Прим. пер.: американский профессиональный бейсболист, выступавший в Главной лиге бейсбола за клуб «Бруклин/Лос-Анджелес Доджерс» с 1940 по 1958 год; десятикратный участник матчей всех звёзд, Риз семь раз помогал «Доджерс» завоевать титул чемпиона Национальной лиги). У моего отца есть подписанный бейсбольный мяч, который дал ему его дедушка. Ты смотришь бейсбол?
Он качает головой:
— Нет. Но я играл в него, когда был ребенком.
— Ну, это одна из вещей, которыми мой отец живет и дышит, когда он не работает, — объясняю я. — Так что, естественно, он назвал меня в честь своего героя. Но, как я уже говорила, он ожидал мальчика. Я стала неожиданностью.
Данте серьезно смотрит на меня, и я не могу не повернуться, чтобы встретить его взгляд. В результате моё сердце начинает стучать так громко, что я боюсь, что оно будет слышно через микрофон.
— Да, — соглашается он. — Ты настоящая неожиданность.
Что, чёрт возьми, он имеет в виду?
Но у меня нет времени об этом задуматься, потому что Данте смотрит в окно и начинает описывать в деталях поистине потрясающий вид под нами. И когда я наклоняюсь к окну и смотрю, я задыхаюсь от красоты внизу. Это так великолепно, что эффективно снимает мой страх перед полетом.
— Где мы? — с трепетом спрашиваю я. Это намного лучше, чем быть в тоскливом, дождливом Лондоне.
Пейзаж прекрасен. Внизу так много песчано-белых зданий, и я вижу даже отсюда, какие они древние. Сельская местность усеяна домами, зеленью и скалами. Вокруг сияет океан. Я никогда не видела столь прекрасного места.
— Это земля богов, — рассказывает мне Данте. — Греция. Смотри, — указывает он, — это Акрополь. А что там? Это Пантеон — храм, сделанный для богини Афины пару тысяч лет назад.
— Ничего себе, — вздыхаю я, глядя на историю, развернувшуюся подо мной. — У Соединенных Штатов такой истории нет. Мы такая юная страна по сравнению с Грецией.
Данте кивает, видимо, удовлетворившись моим почтением.
— Это удивительное место, — соглашается он. — Гулять здесь, среди зданий, где, как говорят, ходили боги, это самое невероятное чувство в мире.
— Как далеко мы от Кабреры? — спрашиваю я. — Это рядом?
— Очень близко, — подтверждает он. — Меньше двадцати минут полёта.
Я сажусь на своё место и рассеянно смотрю на бирюзовую воду под нами, завороженная видом, пока мы летим над стеклянной водной гладью. И, честно говоря, я и не заметила, как вертолет пошёл на посадку. Мы зависаем над зданием на мгновение, прежде чем приземляемся.
Я выпрямляюсь, сидя на своём месте, и вижу, что мы только что спустились в рай.
— Ничего себе, — снова вздыхаю я, когда смотрю на яркое синее небо, причудливые старые здания, магазины и пышную зелень под вертолетной площадкой. — Здесь прекрасно.
Данте снова кивает.
— Да. Я благословлён называть это место своим домом.
— Где мы? — спрашиваю я, удивлённо смотря по сторонам. Мы явно на какой-то крыше, но, помимо этого, я ничего не понимаю.