Последняя капля упала в бокал, и Габриэль печально усмехнулся. Демоны уже здесь. Они никогда отсюда и не уходили.
Он услышал, как заскрипел диван — Эльза поднялась. Габриэль усмехнулся: юная ауф Арэйнес первая девушка, которая встала с этого дивана… Он подхватил бокал и, вернувшись в комнату, увидел, что Эльза стоит возле каминной полки и с искренним интересом рассматривает акварели, которые Габриэль бросил там три дня назад — и вспомнил о них только сейчас, когда увидел листки в тонких девичьих пальцах.
— Это личное, — глухо сказал Габриэль, внезапно обнаружив, что вот-вот выронит бокал. Эльза вздрогнула и обернулась, словно ее застали на месте преступления, и Габриэль повторил: — Это личное.
Нарисованные нарциссы были наполнены солнечным светом и весенним теплом. На их нежно-желтых колокольчиках дрожали капли росы. Габриэль захотелось выдернуть акварели из рук Эльзы — и в то же время хотелось, чтоб она продолжала смотреть.
— Это вы нарисовали? — спросила Эльза, и Габриэль с удивлением услышал в ее голосе интерес и уважение.
— Я, — ответил Габриэль и, протянув Эльзе бокал, все-таки забрал акварели. — Выпейте, не стоит тратить время.
Эльза послушно выпила лекарство. Габриэль бросил листки обратно на каминную полку, в очередной раз напомнив себе, что не следует так беспечно относиться к тому, что ты хранишь в своем сердце.
— Очень красиво, — сказала она и вдруг призналась: — Никогда бы не подумала, что вы рисуете.
Габриэль неопределенно пожал плечами. Король Георг дал ему прекрасное образование, от которого в итоге осталась химия и живопись.
— Так, — сказал Габриэль, чувствуя, что начинает смущаться и в то же время злиться на себя за это. — Это так, для души. Нарциссы называют короной мертвых, я не знаю, почему…
Он осекся. В груди толкалось тревожное и очень живое чувство, которое так сильно хотело родиться, что Габриэль чуть ли не впервые в жизни не знал, как поступить.
— Жуткое название, — негромко сказала Эльза. — А пыль? Как ее смывать?
Шею снова дернуло болью, и наваждение исчезло. Эльза всего лишь костоправша, которая его лечит, и Габриэль поступил не слишком разумно, когда пригласил ее на прогулку. Прогулка закончилась плохо не только потому, что они попали в Прорыв.
Ладно, неважно. Еще можно все исправить.
— Здесь есть бассейн, — ответил Габриэль, стараясь вернуться в прежние границы самого себя. — Дам вам особую смесь, пыль еще не успела проникнуть в организм.
Эльза кивнула. Владение лицом не было ее сильной стороной — сейчас девушка явно хотела, чтоб все это поскорее закончилось, и она могла бы наконец-то отправиться домой. Габриэль вспомнил, как закрывал ее собой от Прорыва, как она вцепилась в него, словно в единственную защиту и надежду…
Нет. Прочь это все.
— Спасибо, — сказала Эльза. — Мне очень неловко, что вы так со мной возитесь, Габриэль.
К ней постепенно возвращалась привычная серьезность с крошечной каплей насмешливости. Вот и хорошо. Осталось восемь сеансов, и потом они расстанутся навсегда.
— Ничего страшного, — ответил Габриэль и указал на дверь, ведущую в зал с бассейном. — Проходите. Я позову служанку.
Оставаться в Красных комнатах не было смысла. Габриэль приказал охранникам позвать кого-нибудь из служанок принцессы Августы и, когда к дверям подбежала бойкая и расторопная девица, отдал необходимые распоряжения и быстрым шагом направился к лестнице.
Братец Арканжело был прав, когда говорил, что бабы — лучшее средство для успокоения души. Вторым средством был ящик вина, и Габриэль решил, что сегодня отдаст должное и тому, и другому.
Он уже много лет ходил в одно и то же заведение под названием «Зеленый огонек» — госпожа Марьянн, которая им владела, сделала невозможное, сумев вывести обычный столичный бардак на элитный уровень. Любое желание клиента будет исполнено на высшем уровне и останется в тайне.
Габриэль не заходил в «Огонек» уже два месяца, но сейчас обнаружил, что его ждут — госпожа Марьянн выпорхнула из-за своей стойки и, поцеловав Габриэля в щеку привычным, давным-давно отрепетированным движением, сообщила:
— Слышали о Прорыве, мой дорогой? Ужасно, просто ужасно! Мои девочки встревожены не на шутку!
— Я в него попал, — произнес Габриэль. Госпожа Марьянн, сухая, бойкая, с седыми подсиненными кудряшками и в модном платье лавандового оттенка, казалась ему мотыльком. Интересно, подружились бы они с тетушкой Агатой? Наверняка. И беседовали бы со знанием дела о привычках господ из высшего света.