Огни, которые создавали круг на поляне, взревели, взмыв к низким багровым небесам столбы пламени. Что-то влажно затрещало, и запах гари стал невыносимым.
— Идите! — прокричала Магда. — Бен, Габриэль! Вы должны войти в круг!
Ветер хлестнул ее по лицу, и Магда замолчала. Белая скорлупа маски слетела в траву, горячий вихрь тотчас же подхватил ее и зашвырнул в центр круга, туда, где уже открывался Прорыв. Земля задрожала, трескаясь и выпуская громадный светло-синий луч, пронзивший небо. В блеклой синеве бурлило дымное варево из шипастых хвостов, многосуставчатых лап и тысяч золотых глаз.
Эльза прикусила губу и застыла на месте. Не двигаться, не говорить, не привлекать к себе внимания — эти слова все знают наизусть, потому что Прорыв может открыться в любом месте и в любое время. Но Бен и Габриэль шагнули в круг, рухнув в сияние, и какое-то время Эльза видела лишь их силуэты — тонкие, почти прозрачные, словно вырезанные из бумаги.
Потом не стало и их. Свет бил и бил в небеса, Магда стояла на коленях, сцепив руки в молитвенном жесте, и Эльза тоже молилась — но без слов.
Но никогда я так не жаждал жизни…
Габриэля окружала тьма. Тьма и ничего больше.
Он закрыл глаза, открыл и закрыл снова. Тьма, в которой Габриэль неожиданно остро ощутил свою беспомощность. Он попытался окликнуть Бена, который впрыгнул в Прорыв вместе с ним, но звук его голоса иссяк, сорвавшись с губ.
Пахло чем-то горелым — из-за этой гари проступали приторно-сладкие нотки. Габриэль уловил их еще в лесу.
Он снова попробовал закричать — и не смог.
Зато пришли воспоминания. Кто-то невидимый дотронулся до парящего во тьме Габриэля, и картины прошлого всплыли в его памяти.
Вот он с родителями — все торопливо садятся в экипаж, чтоб успеть вернуться домой до грозы. Горизонт наливается тьмой, которую то и дело распарывают белые ветви молний, в городе тяжело и душно, и мама говорит: ох, не нравится мне все это. А потом ее рука обнимает Габриэля, кругом плавает запах крови и гари, и Габриэль с неожиданной четкостью осознает, что все кончено. Жизнь утекает из маминой руки, которая закрывает его от тьмы.
А вот ему уже десять — Габриэль, угрюмый и взъерошенный, сидит возле фонтана в дворцовом парке, и Арканжело — тощий, нескладный, долговязый, ведь и не скажешь, что принц — говорит ему: никто не будет с тобой водиться, Габи. Ты Привратник Смерти, а мы люди. Понял? Габриэль все прекрасно понимал, ему не надо было повторять дважды, вот только от такого понимания ему становилось очень горько и одиноко.
А вот лопата врезается в черный жирный грунт. В оранжерее темно, однако Габриэлю вполне хватает света, чтоб высадить луковицы нарциссов. Там, внизу, во мраке, спит Анастази, и ее сон будет вечным.
А вот и Эльза — он только что приказал ей раздеться. У нее ошарашенное, несчастное лицо, которое сперва стало пунцовым от стыда, а потом побелело от страха и отвращения. Габриэль привык, что на Привратника Смерти смотрят именно так, с отвращением и страхом, но почему-то лицо этой девушки и ее взгляд задевают его глубже, чем он мог бы ожидать.
Эльза спешила через ночной лес, а потом обняла его так отчаянно и крепко, словно пыталась удержать и понимала, что не сможет этого сделать. Габриэль подумал, что обязательно вернется. Что выплывет из этого мрака только ради того, чтобы еще раз посмотреть на Эльзу.
Тьма брызнула мелким смехом, словно невидимого, который копался в воспоминаниях Габриэля, очень рассмешило это желание. И Габриэль впервые за все время во мраке почувствовал какую-то опору. Теперь он стоял на неровной земле, и тьма постепенно отступала, наливаясь зловещим багровым свечением.
— Так вот, значит, какой этот мир…
Бен стоял чуть поодаль, и сломанные стебли нарциссов под его ботинками казались копьями поверженного воинства. Некоторое время Габриэль смотрел по сторонам и не мог ни пошевелиться, ни что-то сказать. Нарциссовое поле из его снов было настоящим, и Габриэль никак не мог в это поверить. Что-то в его душе дрожало и звенело, словно силилось вырваться наружу и остаться здесь навсегда.
— Это мой мир, — смог, наконец, сказать Габриэль. — Я часто видел… вижу его во сне.
Бен окинул взглядом нарциссовое поле и покачал головой.
— Да уж. Не хотел бы я носить такое в себе.
— Я тоже не хочу, — признался Габриэль. — Я пришел сюда ради Эльзы, чтоб избавиться от всего этого…
Он обвел рукой нарциссовое поле, и цветы качнули колокольцами. Габриэлю показалось, что над нарциссами прокатился дружный вздох.