1.1
Я едва держалась на ногах, прижавшись к холодному камню стены, от страха не замечая, что поверхность шероховатая и скользкая от влаги, сочившейся сквозь мелкие трещины. Конечности тряслись и не слушались, мысли скакали, словно насмерть перепуганные зверьки. Мне было стыдно за собственное поведение – никогда раньше я не ощущала себя настолько беспомощной и слабой. Поэтому без перерывов уговаривала себя прислушаться к голосу разума, но не удавалось. Того, что видели мои глаза всего минуту назад, хватило для приступа паники. Если бы не слабость, мгновенно охватившая тело, я бы уже с позором сбежала без оглядки. Мечтала, чтобы пугающая реальность оказалась дурным сном или, на худой конец, кадром какого-то блокбастера. Но разум безостановочно твердил, что видимое – это часть моей изменившейся жизни.
Когда напротив появился призрак, я, всхлипнув, подавила порыв истерично расхохотаться и сползла по стенке. Властный взгляд той, что при жизни указала звать себя Бьянкой, заставил непослушные ноги двигаться. Сама не понимая как, я выбралась на поверхность.
Небо на востоке стало светлее, потускнели до этого мига яркие, светящиеся точки звезд. Призрак, улыбнувшись на прощание, исчез, как будто слился с отступающими ночными тенями, но ощущение, что мы еще свидимся, не покидало меня.
Чувствуя себя подавленной, потому что запросто оставила подругу в беде, я побрела по дорожке, осознавая, как кто-то ведет меня, словно овцу на привязи. Сил противостоять не было, ну совсем, даже остановиться не могла, хотя отчаянно хотела. Так вышла на освещенную светом фонарей стоянку.
Замерла, будто снова кто-то подал сигнал, потянув за невидимую веревку. Прокляла этого неведомого кого-то, чувствуя, как ноги с каждым последующим шагом наливаются свинцовой тяжестью, а в голове властвует неразбериха. Если бы кто-то надумал спросить в эту минуту мое имя – я бы промычала в ответ нечто маловразумительное. Сил совсем не осталось, и я ничком рухнула в ближайшие кусты. Всхлипнула – их ветви были покрыты колючками. Захотела припомнить всех недругов, чтобы обвинить их в своих бедах. Странно, но помимо одной одногруппницы, которая цеплялась ко мне по любому поводу, никого не смогла припомнить. Хотя мелькало в затуманенном мозгу имя – Джер – будто из какого-то фильма. О большем, как не напрягалась, сообразить не могла.
«Вот и повод, чтобы переосмыслить свою жизнь!» - усмехнулась, с трудом перевернувшись на спину. – Когда я успела так нагрешить, что заслужила все это?»
Вопрос, на который нет ответа, остается только гадать и верить, что сумею выбраться и вернуться… куда? Я никогда до этого мига не жаловалась на память, а сейчас с каждой минутой понимала, что скоро забуду даже собственное имя. С удивлением, страха во мне почему-то не было, огляделась и порадовалась, что слух и зрение еще пока при мне.
Небо над головой светлело, из леса (или это был парк?) доносились птичьи трели, которые в следующий миг перекрыл посторонний шум. Я, хоть убей, не могла припомнить, что он означал.
1.2
Шум сменился, раздались одиночные хлопки, а затем послышалось:
- Ушла зараза! – брякнул кто-то раздраженным голосом, и я притихла, задержав дыхание: «Мало ли незнакомец говорил обо мне?»
- Найдем! – с мрачным спокойствием пообещал другой, и я решила, что лучше притвориться мертвой.
Но уловка не сработала, кто-то беспощадно выдернул меня из кустов и хорошенько встряхнул, заставляя жалобно провыть:
- Не надо…
Ужас, как кислота, заструился по венам, и я всхлипнула, смотря в лицо довольно привлекательного черноволосого мужчины. Взгляд его серо-стальных глаз впился в мои, и я поежилась, как будто на меня внезапно налетел порыв северного ветра.
- Так я и думал! – яростно сообщил он. – Чертова старуха стерла ее память!
- Кто? – я настолько сильно изумилась, что, несмотря на свое незавидное положение, осмелилась задать вопрос.
- Вспоминай! – не обращая внимания на мое состояние, он рявкнул так, что заложило уши.
С крон ближайших деревьев с криком сорвалась стая птиц. Я проследила за тем, как кружатся вспугнутые птахи. И, оглохнув от воплей неизвестного, перестала соображать окончательно. Страх поглотил все прочие чувства. Все, на что я теперь была способна, это визжать на одной пронзительной ноте.