— Каретный двор там, — сообщил Оверт, уверенно свернув направо.
Они обогнули дворец и вошли на мощеную площадку, на которой в строгом порядке стояло несколько десятков карет.
— Следуй за мной!
Заблудиться, в общем-то, было сложно: кареты стояли, образуя один-единственный широкий проход.
— Лэт! Ты где?
— Здесь я, хозяин.
— Все, Сэни, пришли. Давай, залезай в карету и будь хорошей девочкой, никуда не выходи по дороге. В гостинице назовешь свое имя слуге, он тебя проводит и даст ключ. Завтра утром я подниму тебя рано, так что сразу ложись спать. Сразу, Сэни…
С этими словами Оверт приоткрыл дверцу кареты и помог девушке забраться внутрь.
— Все Лэт, можно ехать! Адрес помнишь?
Адрес Лэт помнил. Стук копыт гулко раскатился по булыжнику, на выезде карету слегка тряхнуло.
— Сэника Диньяр из замка Семи Ручьев. Я не уверен, что мы с вами знакомы, однако вы дали понять, что знаете меня немного лучше, чем я вас…
Сэни чуть не проглотила язык от испуга и от неожиданности. Как это она сразу не заметила, что не одна в карете? И Оверт… хотя он-то внутрь и не заглядывал.
— Я… простите… — голос дрогнул, но она все же справилась с волнением и договорила — простите. Вы меня напугали…
— И все-таки. Кстати, держите ваш камушек, он мне не нужен.
Сэни бездумно взяла кулон в ладонь. Она все еще никак не могла собраться с мыслями. Что сказать? Как?
— Вы и не могли меня узнать, — наконец нашлась она. — Мы встречались с вами давно. Мне тогда было одиннадцать лет. Замок Семь Ручьев совсем рядом с Зеленым Камнем…
— Подождите, я начинаю понимать… вы, должно быть, и есть та маленькая девочка, которая дружила с… моим сыном.
— С Нэнги, да. Я немного изменилась…
Повисла недолгая пауза. Вот сейчас надо ему сказать про шкатулку. Сейчас, только сначала подберу слова.
— Яшма, мне надо отдать вам кое-что. Если бы я знала, что вы — это вы, я привезла бы ее с собой. Но ведь я не знала…
— Подождите, Сэника.
— Пожалуйста, называйте меня Сэни… я так привыкла.
— Хорошо, Сэни. У меня к вам есть одна просьба. Я, в общем, не делаю из своей жизни тайны, но и не очень хочу, чтобы все это стало предметом сплетен господ придворных.
— Хорошо, ваша светлость. Так лучше?
Принц не ответил. В карете было темно, только отсветы уличных огней изредка проникали внутрь.
Под копытами и колесами продолжала стучать мостовая. Изредка в окошко кареты заглядывал тусклый свет из окон. Глаза девушки немного привыкли к темноте, она уже могла разглядеть смутные очертания фигуры напротив, смазанное пятно лица.
— Нет.
Голос собеседника звучал подчеркнуто ровно.
Сэни растерялась.
— Как же вас называть?
— Не знаю. Впрочем, забудьте, Сэни. Называйте меня принцем, Гортом, наследником, каким-нибудь прозвищем. Или продолжайте звать Яшмой. Это уже не имеет значения.
— Разве королевского отряда камней больше нет?
— Вы задаете вопросы, на которые мне не хочется отвечать. Сэни, вы хотели что-то рассказать.
— Да, про шкатулку. Нэнги хотел, чтоб я ее вам отдала. Она лежит у меня в тайнике… я уже не надеялась, что когда-нибудь вас увижу.
— Вот как…
Карета остановилась.
— Уже гостиница. Яшма, как вы…
Она хотела сказать «Как вы доберетесь», но не успела. Дверца распахнулась, Лэт протянул ей руку, чтобы помочь спуститься. Из темноты в карете не доносилось ни звука, ни дыхания. Да есть ли там кто? Сэни спрыгнула на булыжник, каблуки звонко щелкнули о камень.
— Вас проводить?
— Нет. Справлюсь. Отдыхай, Лэт.
В гостиничном номере темнота подружилась с тишиной и начала уговаривать Сэни побыстрей забраться в постель. Но она слишком переволновалась, чтобы согласиться на уговоры. Побродив немного от окна к двери, Сэни все же спустилась в гостевой зал. В этот час там никого не было, догорала всего одна свечка. Сейчас догорит, и вся власть перейдет в руки темноты и тишины.
Очень хотелось есть, должно быть, тоже от волнения.
Ну, вот, Сэни? Поговорила с принцем? И что? Что дальше?
Впрочем, ты снова торопишься. Пусть все идет своим чередом.
Лошади захрапели и остановились. Снаржи послышался звук копыт, какие-то голоса.
Не выспавшийся Оверт выскочил из кареты, намереваясь обругать и Лэта, и того, кто стал причиной остановки. Но ругательство застряло у него в горле, уступив место доброму приветствию: