— Двадцать три, — наконец говорит она. — Думаю, мне двадцать три.
Я мысленно прикидываю. Ей было сто пять, когда она умерла. Следовательно…
— Тебе было двадцать три в 1927 году.
— Точно! — Ее лицо оживляется. — Мы устроили пижамную вечеринку в честь моего дня рождения. Пили джин с тоником и танцевали до самого рассвета… О, как я скучаю по пижамным вечеринкам. — Она обнимает себя за плечи. — Ты часто на них ходишь?
Ну, если считать случайный секс пижамной вечеринкой…
— Я не уверена, что сейчас их устраивают. — Тут в окне верхнего этажа я замечаю женское лицо. — Пора.
Быстро перебегаю дорогу, подхожу к калитке и нажимаю на кнопку звонка.
— Здравствуйте, — говорю я сквозь решетку. — К сожалению, мне не назначено.
Замок щелкает, и дверь открывается. Женщина в голубой форме медсестры смотрит на меня. На вид ей слегка за тридцать, лицо круглое и бледное.
— Могу я вам чем-то помочь?
— Здравствуйте, меня зовут Лapa, и я здесь по поводу вашей бывшей постоялицы.
Сэди исчезла.
Торопливо оглядываю палисадник: ее нигде нет. Что за дела? Бросила меня на произвол судьбы.
— Бывшей постоялицы? — переспрашивает медсестра.
— Сэди Ланкастер.
— Сэди? — Она смягчается. — Входите! Я Джинни, старшая медсестра.
Я следую за ней в пропахший пчелиным воском и карболкой холл. Здесь очень тихо, только резиновые подошвы медсестры шаркают по линолеуму, да из-за приоткрытой двери доносится бубнеж телевизора. Старые дамы сидят в креслах, колени прикрыты вышитыми одеялами. Раньше мне не приходилось близко сталкиваться с пожилыми. С очень, очень пожилыми.
— Здравствуйте! — нервно киваю я ближайшей седой леди, и ее лицо морщится от ужаса.
— Извините! — добавляю я гораздо тише. — Я не хотела… э-э-э…
К старушке уже спешит медсестра, а я тороплюсь за Джинни, надеясь, что она ничего не заметила.
— Вы родственница Сэди? — спрашивает она, когда мы доходим до маленькой приемной.
— Внучатая племянница.
— Замечательно, — говорит медсестра, включая чайник. — Чашку чая? Честно говоря, мы ждали звонка. Никто так и не забрал ее вещи.
— За ними я как раз и приехала, — радуюсь я неожиданной удаче. — Я ищу ожерелье, которое, по моим сведениям, когда-то принадлежало Сэди. Ожерелье из стеклянных бусин со стрекозой и вставками из горного хрусталя. — Я нерешительно улыбаюсь. — Возможно, его здесь и нет. Может, вы даже не…
— Я его видела.
— В самом деле? — изумляюсь я. — Вы хотите сказать… оно и вправду существовало?
— У Сэди было несколько чудесных вещичек, — улыбается Джинни. — Но это ожерелье она любила больше прочих. Носила его не снимая.
— Точно! — нервно сглатываю я. — Могу я на него взглянуть?
— Оно должно лежать в ее коробке, — кивает Джинни. — Но сначала нужно заполнить заявление. Документы вы захватили?
— Разумеется. — Я нервно роюсь в сумке.
Не могу поверить. Все вышло само собой.
Я пишу заявление и параллельно озираюсь в поисках Сэди, но ее нигде не видно. Куда она делась? Ей-богу, пропустит великий момент.
— Ну вот и все, — протягиваю я заявление Джинни. — Теперь я могу забрать ее вещи? Я ближайшая родственница…
— Адвокаты сказали, что ближайшие родственники не заинтересованы в ее личных вещах, — сообщает Джинни. — Ее племянники, кажется? Они никогда сюда не приезжали.
— О, — краснею я. — Мой отец. И мой дядя.
— Мы сохранили вещи на всякий случай, если им все же захочется… — Джинни толкает крутящуюся дверь. — И я не вижу никаких причин, почему вы не можете их забрать. Честно говоря, вещей совсем немного. В основном это украшения… — Она останавливается у доски объявлений и нежно смотрит на фотографии. — Вот она! Вот наша Сэди.
Это фотография уже знакомой мне морщинистой старушки. Она закутана в розовую кружевную шаль, в легких белоснежных волосах бант. Комок подступает к горлу, когда я гляжу на эту фотографию. Никак не могу соотнести это крошечное морщинистое личико с гордым профилем Сэди.
— Это ее сто пятый юбилей, — Джинни указывает на соседнюю фотографию, — она ведь была самой старой пациенткой за всю нашу историю. Ее поздравила сама королева! Прислала телеграмму.
Сэди сидит в кресле, перед ней праздничный пирог, вокруг сгрудились широко улыбающиеся сестры в праздничных колпаках и с чашками чая в руках. Мне совестно глядеть на это веселье. Почему нас там не было? Почему рядом нет мамы, папы и всех остальных?
— Как жаль, что меня не было. В смысле, я не знала…
— Это непросто. — Джинни понимающе улыбается мне, но от этого только хуже. — Не переживайте. Она и так была счастлива. К тому же я уверена, что вы достойно проводили ее в последний путь.