Но домашняя корейская жизнь все-таки сильно отличалась от английской школьной. Дома царила атмосфера повиновения. Там на все были свои правила. Мы знали, что и как нужно делать. Это нас не тяготило. Просто таков был наш мир. Мы кланялись друг другу при встрече. Понятно, что в Англии это выглядело не просто странно, а прямо-таки предосудительно. В школе на покорность смотрели иначе. Мне говорили:
— Надо сомневаться! Надо спорить, отстаивать свое мнение!
Дома мне говорили прямо противоположное. И вот я постепенно научилась не нарушать равновесия между мирами, действовать легко и осторожно, не срываясь, пусть даже это и не всегда было просто. Мне нравилось жить в Англии. И чем больше я о ней узнавала — тем больше она мне нравилась. Моим кумиром стала Елизавета I. Я уже пыталась объяснить вам, что представляла собой жизнь в Корее. А теперь представьте, какой эффект история этой королевы произвела на благовоспитанную корейскую девочку вроде меня. Родители твердили, что со временем я все равно должна буду выйти замуж, причем не за кого попало, а непременно за корейца. Пусть мы и жили в Англии, я не должна была забывать о том, что я не англичанка. Я — кореянка, и должна вести себя, как подобает кореянке. Мы с сестрой впитали это с молоком матери. И тем не менее я старалась как можно больше узнать о женщине, которая правила целой страной несколько веков назад, но при этом так и не вышла замуж! Все эти новые вещи, новый взгляд на то, как сильно поведение англичан и англичанок отличалось от нашего, только углубляли пропасть между Мин-скрипачкой и Мин-дочерью, ребенком, сестрой.
Меня тянули в разные стороны, но в одном я была совершенно уверена. Я уже не могла вернуться в Корею и вырасти кореянкой. Пусть во мне и две Мин, но скрипка — одна. И прислушиваться я решила именно к ней. Вокруг звучало много голосов, но я родилась в мире, где никто ничего не объяснял, ни с кем не делился мыслями. В нем все принималось как должное и не было места пространным речам. Теперь со мной все чаще и чаще говорила скрипка. Слушай скрипку. Слушай, ведь ей есть что сказать. Моя техника становилась все искуснее, слух улавливал новые высоты и возможности. Я могла взлетать на волнах музыки, могла плыть по течению. Пока со мной была моя скрипка — мне ничего не было страшно. Она направляла меня и вела за собой.
♪#2 В то время у меня лучше всего получались два концертных произведения. Оба требуют мастерства и эмоциональности. Оба — серьезный вызов для юного исполнителя. Первое — «Прекрасный розмарин» Крейслера. Здесь недостаточно просто водить смычком по струнам, нужна более изысканная техника — мы называем ее «летящим стаккато», — когда смычок взлетает по струнам по восходящей. Он не должен отрываться, но в то же время должен вести себя спонтанно и не напоминать метроном. Слушая Крейслера, обратите внимание на насыщенность его пульса, на ясность его мысли, чувственный трепет, полет фантазии, на то, как он передает образ молодого человека, вспоминающего свою первую любовь, первоцвет юности. Пальцам Крейслера удавалось удивительно точно нащупать на скрипке именно эту жилку.
Второе — «Размышление» Жюля Массне. Это совершенно другое произведение. Это отрывок из оперы «Таис». Инструментальная интерлюдия, написанная для скрипки с оркестром, которая исполняется между вступительными сценами второго акта. Таис была куртизанкой при дворе Александра Великого, но оставила свою распутную жизнь и посвятила себя Богу. В тот момент, когда Таис раздумывает над своим решением, и исполняется «Размышление». Оно начинается с арпеджио в ре мажоре, тональности надежды, его играет арфа со своим фантастическим тембром. Два арпеджио начинают сцену, а затем вступает скрипка с протяжным фа-диез — нота тянется, пока вспыхивает и гаснет арпеджио. Эта вещь куда мрачнее, чем волшебство Крейслера, она обращается к другим сторонам души. «Размышление» — один из самых красивых отрывков в скрипичном репертуаре, и его очень часто играют на бис. Я была слишком юной, чтобы оценить всю его глубину, но даже тогда эта история тронула меня до слез. Здесь музыкант не разливает музыку вокруг себя, он втягивает слушателя в море своих эмоций и заполняет ими сердца. Именно сердце, а не память нужны исполнителю, чтобы извлечь поэзию, заключенную в музыке. Если тебе удалось это, все остальное приложится. Когда я исполняла «Размышление», о котором столько слышала и который репетировала так часто, когда я вытягивала первые длинные ноты, я чувствовала, как весь мир вокруг меня тает. Больше не было ни барьеров, ни границ, только музыка, растущая в моей душе и зовущая в свое море всех остальных.