Хотя и тут не обходилось без трудностей. Вот, например, почему Халиф влюбляется в Анну с первого взгляда? Поражён её красотой? Но у него красавиц целый гарем, к чему-чему, а к женской красоте он привык. Поражён её душевными качествами и чистотой, сказал сеньор Флорес. А как это изобразить?
Поскольку меня вводили в уже готовый спектакль, репетиции заняли меньше времени, чем при постановке нового, и я должна была впервые выступить в «Источнике» вскоре после масленицы. Мачадо глядела на меня волком, но пока молчала. Её молчание тревожило меня. Уж лучше бы она говорила или даже делала какие-нибудь гадости, тогда всё было бы понятно. А так мне приходилось только гадать, смирилась ли она или готовит страшную месть. После происшествия на премьере «Жозефины» я бы уже ничему не удивилась.
Масленицу в столице праздновали шумно. Балы, маскарады, гуляния, на которые я тоже получала приглашения, и даже кое-какие принимала. Было бы странно, если бы обошлось без празднования в Королевской опере. Решено было устроить костюмированный бал, не маскарад, а именно бал, где маска и анонимность были необязательны. Предполагалось также представление, но в нём участвовали только кордебалет и ученики старших классов из балетного и оперного училищ. Солистам же был предоставлен шанс веселиться от души, не отвлекаясь на какие-либо обязанности.
Я долго думала, как мне на него одеться. Хозяйка мастерской, занимающейся пошивом экзотический нарядов, упорно сватала мне наряд одалиски, но мне он не глянулся, к тому же напомнил костюм, в котором я в первый раз встретилась с недоброй памяти сеньором Коменчини. Тогда мне предложили наряд цыганки: чёрно-красное платье с широченной юбкой, такой, что край её можно было поднять над головой, не открывая ног, красная шаль с золотой вышивкой и бахромой, множество браслетов на обнажённых по локоть руках, и гребень в волосы, который я дополнила приколотой сбоку красной розой. Конечно, из меня вышла весьма состоятельная цыганка, но я так вошла в роль, что даже воспользовалась гримом, сделав тон кожи потемнее. Благо при моей природной тёмной масти это выглядело естественно.
В таком виде я и явилась на бал. Меня тепло приветствовали, и я постаралась окунуться в беззаботное веселье, отрешившись от всех забот и волнений повседневности. Танцы, затянувшиеся далеко за полночь, вкусный ужин и весёлые игры, за которыми я с удовольствием наблюдала — всё это и вправду заставило меня забыть если не обо всём, то о том, что завтра опять надо рано вставать.
— Что ж вы, сеньорита, сами не играете? — спросил меня подошедший мужчина в костюме корсара, с повязкой через глаз, отрывая от наблюдения за игрой в фанты.
— Не хочу, сеньор.
— Почему же?
— Просто не хочу и всё.
Меня всегда ужасно раздражала необходимость объяснять любопытствующим своё нежелание принимать участие в общепринятых делах. А как тут объяснишь, если я и сама толком не знаю, в чём причина? Просто характер такой.
— Быть может, вам не нравятся участники? — предположил мужчина. — А если подобрать вам партнёра по вкусу, вы решитесь?
— Нет, сеньор, — я поднялась. Дальнейших ход рассуждений было не трудно угадать: а не окажется ли он сам таким партнёром. Так что, как ни жаль мне было уходить, лучше сделать это сразу.
— Уже уходите? Куда же вы, сеньорита?
— Я хочу пройтись.
— Позвольте я с вами.
— Нет, нет, мне нужно, э-э… привести себя в порядок.
Но «корсар» оказался человеком настойчивым. Он ждал меня неподалёку от туалетной комнаты.
— У вас этот танец свободен? Тогда позвольте вас пригласить, — и, не дожидаясь ответа, взял меня под руку. Вздохнув, я решила уступить. Танец — это только танец, а вырываться силой, привлекая внимание, не хотелось.
Мой кавалер был уже не очень молод, в моём понимании почти старик, но лёгкости и подвижности в танце он не утратил. Полчаса прошли не так чтобы очень неприятно, но после, вместо того, чтобы отвести меня на место у стены, он предложил мне прогуляться по балкону, на который выходили двери лож. «Корсар» производил впечатление человека, не привыкшего к отказам и возражениям, но на этот раз я воспротивилась. Пусть это не маскарад с его лёгкостью нравов, но всё равно на балах в Опере аванложи пустовали редко. Оказаться там у меня не было ни малейшего желания.
— И всё же я вынужден настаивать, — отмёл он мои возражения. — Мне необходимо поговорить с вами наедине.