Однажды он зачем-то зашёл ко мне за кулисы во время всё того же «Зачарованного леса», и мы вместе посмотрели танец Птенцов в исполнении учениц нашего училища.
— А вон та вторая слева девочка хороша, — заметила я. — Если ничего с ней не случится, далеко пойдёт.
— Я не настолько разбираюсь в ваших тонкостях, чтобы судить об этом, — сказал Андрес. — А ты сама танцевала Птенцов?
— Ну что ты! В этот танец брали лучших, а я, конечно, участвовала в спектаклях, но какой-нибудь второй слева в третьем ряду.
— Ты не была лучшей? — искренне удивился Андрес.
— Нет. В нашем училище было много учениц куда перспективнее меня. А от меня ничего особенного не ждали, да и я сама от себя ничего особенного не ждала. Стремиться к успеху и заниматься ради него я начала уже в Опере, тогда-то меня и заметил Леонардо. Ой, извини, мне пора.
Видимо, тот факт, что во время учёбы я числилась среди отстающих, и в самом деле сильно удивил Андреса, потому что после спектакля он вернулся к этому разговору.
— Кто бы мог подумать, что ты считалась плохой танцовщицей! Кто же тогда считался лучшими?
— Кое-кого ты знаешь, они сейчас танцуют в Королевской Опере, иные даже сольные партии. Так быстро, как я, не выдвинулся никто, но мне помогло невероятное стечение обстоятельств. А другие… Вообще, это не такой уж редкий случай, когда учащиеся не оправдывают ожиданий. Вот была среди нас пара, считавшаяся лучшей — Франко Поццето и Эстер Брага. Их с первого класса воспитывали как будущих премьеров, они считались самыми перспективными. И что же? Он, правда, в нашей Опере, танцует только характерные танцы, но, быть может, у него всё ещё впереди. А где сейчас она, даже и не знаю. Где-то за год до выпуска в ней вдруг всё исчезло. И грациозность, и непосредственность, и талант словно куда-то провалился, и «физика»… ну, то есть физическое строение тела вдруг стало неподходящим, когда она выросла. До выпуска её дотянули, а как ей дальше жить — это уж на её усмотрение.
— Бедная девушка. Надеюсь, у неё есть родные?
— Я тоже надеюсь, но наверняка не знаю — мы с ней не были близки и не расспрашивали друг друга о семьях.
— Знаешь, — задумчиво сказал Андрес, — меня всегда интересовало, чем руководствуются родители, отдавая дочерей в балетные школы. Ведь это и хлеб очень нелёгкий, и никакой гарантии успеха никто дать не может, даже, как ты говоришь, тем, кто выглядит очень талантливыми. Да и в нравственном отношении… Не обижайся…
— Я не обижаюсь. Подавляющее большинство учениц — выходцы из театральных и околотеатральных семей. Я ведь и сама — дочь танцовщицы.
— Правда? Я не знал.
— Выйдя замуж, моя мать ушла со сцены. И только когда после папиной смерти у нас возникли трудности с деньгами, она решила отдать меня в училище, потому что там был полный пансион. Я, кстати, совсем не хотела идти. Помнишь, я тебе как-то уже говорила?
— Помню. Надо же, кто-то рвётся вверх, а остаётся внизу, а кто-то не рвётся — и взлетает. Впрочем, как я погляжу, одного таланта тут и впрямь недостаточно. Нужно и везение, и упорство, и определённый склад характера. Когда я гляжу на твои ежедневные экзерсисы, мне страшно становится. Всё-таки вы, балетные танцовщики — фанатики.
— Ты прав, — согласилась я.
Май подходил к концу, и скрывать мой грядущий уход далее стало невозможно. Я и сама поспособствовала раскрытию тайны, когда в беседе с пришедшим ко мне журналистом упомянула о своём намерении. На следующий день новость появилась в газете. Вздохнув, сеньор Эстевели решил выжать из создавшейся ситуации всё, что можно, и уговорил меня дать в конце сезона прощальный концерт. Несмотря на то, что к середине лета многие представители высшего общества уже покидают столицу, билеты на концерт разлетелись, как пирожки на вокзале. Мы с сеньором Флоресом составили программу, включавшую па де де из «Зачарованного леса» и «Рождественской сказки», которое я раньше на сцене не танцевала, а также несколько концертных номеров, включая и «Журавля». Я приступила к репетициям.
В скором времени меня навестил некогда представившийся мне антрепренёр с несколькими весьма заманчивыми предложениями зарубежных гастролей. Я обещала подумать, не подозревая, что его визит — лишь начало. После него меня посетили ещё несколько импресарио, директора обоих второстепенных оперных театров столицы, и даже директор одного провинциального театра, из крупного южного города. Я также всем обещала подумать, хотя уже твёрдо решила, что в столице не останусь. Поездка за границу выглядела более заманчиво, но тут закавыка была в Андресе. Я не хотела расставаться с ним надолго, а он не был уверен, что сможет меня сопровождать.