Выбрать главу

Я взглянула в глаза сиятельному вымогателю. Нет уж. Королевская опера — не единственный театр на свете, а я, спасибо Леонардо, больше не безвестная танцовщица. Уеду за границу. Или поступлю в провинциальный театр. Но торговать собой не стану!

— Их огорчение — это, конечно, весьма прискорбно, но, надеюсь, они его переживут. А теперь позвольте два маленьких замечания не по теме: женщины любят джентльменов, ваша светлость. А угроза — прямой путь разбудить в человеке чувство противоречия.

— Но разумный человек сумеет его подавить.

— Если не сочтёт более разумным стоять до конца, не провоцируя своим отступлением всё новых и новых угроз.

— Неразумное упорство как раз и может спровоцировать новые угрозы.

— Лишь до тех пор, пока угрожающий не поймёт, что они бесполезны. Но раз уступив, будешь уступать снова и снова, а тот, кому уступили, привыкнет, что может таким путём добиться чего угодно, и будет продолжать вести себя столь же… недостойно.

Это было сильное высказывание, и я даже заколебалась, прежде чем его произнести, но отступать и впрямь было поздно.

Что герцог собирался мне ответить, так и осталось неизвестным. Он уже открыл рот, но вдруг вздрогнул, сглотнул и, как мне кажется, едва удержался, чтобы не отступить на шаг. Я с удивлением смотрела на изменившегося в лице вельможу. Ди Соуза отвёл взгляд, торопливо поклонился, и, пробормотав что-то любезное, поспешил прочь, с опаской оглядываясь на ходу. Я смотрела ему вслед. Что это он? Или… Это очередная шуточка Леонардо? Если да, то спасибо. Что бы ни напугало герцога, вряд ли он теперь будет сожалеть о моём отказе настолько, чтобы продолжать меня добиваться и использовать для этого грязные приёмчики. Так что я избавлена от крупных неприятностей.

Но настроение всё равно было испорчено. Оставаться здесь мне больше не хотелось, и я поспешила уйти. Завтра спектакля не будет, а вот послезавтра идёт "Зачарованный лес", а это — не тот спектакль, в котором можно выступить без подготовки. Да и мой первый выход в роли Анны не за горами, так что мне лучше сосредоточиться на работе, а не на развлечениях.

"Источник слёз" прошёл с успехом. Тон критики был весьма благожелательным, Леонардо тоже остался доволен. Мы встречались довольно регулярно, иногда танцевали вместе, и свой двадцатый день рождения мне довелось отпраздновать именно у него. Это был мой самый необычный день рождения, и, надо сказать, именно он мне больше всех и понравился. Не пришлось ни звать гостей, которых надо как-то развлекать, ни думать об угощении и прочих вещах. Обо всем позаботился Леонардо. Сам он, разумеется, не ел, но меня угостил на славу. Ещё несколько лет, сказал он, и мне не миновать банкетов в Опере по поводу моего юбилея, но пока я ещё вольна выбирать, как и где праздновать.

Теперь я не ставила перед собой никаких целей, просто жила день за днём. Танцевала, репетировала, в свободное время читала, гуляла, ходила на выставки, концерты и в другие театры. Светских увеселений в дни великого поста было мало, но я отлично обходилась и без них. Иногда я болтала с Энрике, чья жена готовилась осчастливить его первенцем. Ну и конечно же встречалась с Леонардо. Все неприятности, казалось, остались позади, я забыла и думать о них, в том числе и о несправедливо обиженной Марселе Мачадо. И, как оказалось, совершенно напрасно.

Однажды я возвращалась после спектакля домой. Теперь я не шла пешком, а ехала в наёмном экипаже, который заказывала ко времени своего выхода из театра. Иногда меня задерживали, но денег хватало, так что уже привычный кучер терпеливо дожидался у выхода, зная, что всё будет оплачено. Вот и сегодня я села в поджидавшую меня карету, благополучно доехала до дома, расплатилась, и уже направлялась к своему подъезду, пока кучер пересчитывал выручку, как вдруг меня окликнули:

— Сеньорита Баррозо?

Голос был глуховатым, но мягким и располагающим. Я обернулась к выступившему из тени мужчине в тёмном пальто и клетчатом шарфе, намотанном по самые глаза.

— Да, это я.

Мужчина сделал шаг вперёд, и я обратила внимание, что правую руку он держит в кармане. Закрывавший нижнюю часть лица шарф придавал ему разбойничий вид, и, может быть, поэтому я насторожилась. Он шагнул ко мне ещё раз, и я инстинктивно отступила, стремясь сохранить дистанцию. И тут его рука рванулась из кармана вперёд, я успела заметить в ней что-то вроде чашки, из которой мне в лицо выплеснулась прозрачная жидкость. Я стремительно отшатнулась, откидываясь назад, и жидкость попала мне на грудь, на недавно купленное пальто с меховой отделкой. К счастью, мужчина слегка зацепился чашкой за край кармана, и жидкость взлетела не так высоко, как он задумал. Несколько капель упало на воротник, на лицо не попало ничего.

Раздалось шипение, и чёрный бархат моего нового пальто прямо на глазах стал корчиться и распадаться. Открыв рот, я медленно подняла глаза на мужчину. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом он развернулся и кинулся бежать. Я была слишком потрясена, чтобы кричать, звать на помощь, пытаться как-то его задержать. Это сделал кучер не успевшего отъехать экипажа.

— А ну, стой! — рявкнул он, спрыгивая с козел и бросаясь следом. Преследуемый и преследователь быстро скрылись среди заполнявших улицу ночных теней, потом раздался шум падающего тела, звуки борьбы и невнятные проклятья. Догнал.

Усталые и недовольные полицейские в ближайшем участке записали наши показания и дали нам расписаться в протоколе. Я поклялась, что никогда раньше не видела освобождённого от шарфа нападавшего и понятия не имею, почему он вздумал на меня напасть, да ещё столь экзотическим способом. Сам арестованный хранил угрюмое молчание, и его увели. Нас с кучером тоже быстро отпустили, записав наши адреса, и он снова отвёз меня домой. Почти всю дорогу я рассматривала огромную дыру на груди. Пальто придётся выкинуть, но я ещё дёшево отделалась. Меня колотила нервная дрожь, и Карла, встретившая меня у дверей, испуганно спросила, на нужен ли мне врач. После чего по собственному почину сбегала к соседям за коньяком — я не держала в доме спиртного крепче белого вина.

На следующий день я опоздала, но все уже привыкли к моим хроническим утренним опозданиям на пять-десять минут, и не обращали внимания. То ли махнули рукой, то ли прима-балерине позволено больше, чем простой танцовщице. Не знаю, как я занималась в этот день, мне не сделали ни одного замечания, но сама я, хоть убей, не помню, какие упражнения мы выполняли. А после репетиции меня вызвали в директорский кабинет. В нём сидел следователь из полиции.

— Нам удалось выяснить, что человек, попытавшийся вчера облить вас кислотой, служит в доме сеньориты Мачадо, — сообщил он. — Он молчит, так что доказательств, что за этим покушением стоит именно она, у нас нет, но я советую вам соблюдать осторожность.

— Благодарю за важные сведения, господин комиссар, — кивнул сеньор Эстевели. — Сегодня сеньориты Мачадо на месте нет, но я завтра же подниму вопрос об её увольнении.

Из кабинета я вышла на подгибающихся ногах. Леонардо был прав — Марсела готова меня убить и не остановится ни перед чем. Нет, пора бежать из этого змеиного гнезда, если я хочу сохранить жизнь и здоровье. Конечно, это означает прервать дружбу с Файа, но и он, безусловно, согласится, что своя шкура дороже успехов, даже на главной сцене страны.