— Ну а перстень, — говорит бабушка, — достанется той из вас, что раньше выйдет замуж. Так матушка ваша повелела.
— Стало быть, — произносит Настя нежным голоском, — перстень будет Вареньки. Я в монастырь уйду. А из бус сделаю четки.
Варя смеется — монастырь, виданное ли дело.
А вот поди ж ты, все сбылось. Повзрослели сестры, бабушка отвезла их к родне в Москву, и к Настеньке сразу же посватался завидный жених. Она не ответила ни «да» ни «нет», просто исчезла в одну из ночей. С трудом ее нашли в старом монастыре, куда девушка, сбежав из Москвы, добралась с обозом. Анастасия наотрез отказалась возвращаться домой. Отвергнутый жених подумал-подумал — да посватался к Варе. А Варенька и рада! Она — не старшая сестрица, глупостей не натворит.
Как потом узнала Настя, ставшая в постриге Аркадией, замужеством своим юная Варвара Дмитриевна была очень довольна, хотя мужа не любила, но упивалась обожанием, которое быстро сумела ему внушить. Насте еще раньше казалось, что в доставшемся Варе малахитовом перстне скрыта какая-то колдовская сила. Давно уже для нее не было тайной, что их с Варей матерью была сама Малахитница — превеликая затейница, Медной горы Хозяйка. Варвара Дмитриевна незадолго до смерти приехала в монастырь к сестре и долго-долго рассказывала ей свою жизнь, открывала тайны души. И сейчас мать Аркадия словно видела перед собой яркие сцены из прошлого, благодаря разговору с Алексеем тихо поднявшиеся из глубин памяти…
Уже рассвело, когда за дверью послышалось негромкое:
— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас…
— Аминь, — ответила матушка.
Вошла Катя, бледная и осунувшаяся.
— Что это ты какая… — встревожилась игуменья, — плохо спала, Катюша?
— Вовсе не спала. Позвольте, матушка… в грехе хочу покаяться.
«Да какие у тебя грехи», — подумала настоятельница. Вслух не сказала, но Катя как будто прочитала ее мысли.
— Чужую беседу под дверью подслушивать — всегда грех. А я вчера подслушала.
— Вот оно как. Ты присядь, присядь…
Катя скромно примостилась на деревянном стуле возле рабочего стола матери Аркадии. На столе — ворох отточенных перьев, массивная бронзовая чернильница, различные бумаги и объемные книги, среди которых есть и старинные, рукописные…
Матушка не спешила с ответом. «Так и надо, наверное, — подумалось ей. — Она знает… пускай знает!»
— И что же ты услышала, Катя?
— Вы с Алексеем Никитичем разговаривали… обо мне даже речь зашла. И вы с ним, со мной ни о чем не посоветовавшись, сами все за меня решили.
«Тихоня-то тихоня, — подумала мать Аркадия, — да вот в таких-то твердости порой поболее будет, чем в бойких и дерзких».
— А ты что же, голубушка, — произнесла она вслух, — не согласна с решением моего племянника?
— Не согласна, — твердо ответила Катя.
— И замуж бы за него пошла?
— Пошла бы, матушка. Только если я его тайну теперь ненароком узнала, то и он должен знать обо мне все. Что деток у меня никогда не будет… Но, поверьте, у меня и в мыслях нет воспользоваться смятенным состоянием духа Алексея Никитича. Он еще раньше оказывал мне знаки внимания, но я считала, что не пара ему, что он всегда может жениться на богатой и здоровой девушке. А теперь вот он себя чудовищем считает… и мне хотя бы поговорить с ним… объясниться.
— Любишь его? — спросила матушка Аркадия, задумчиво вглядываясь в лицо Кати. Та не замедлила с ответом.
— Люблю.
— И не испугаешься? Мы-то с тобой его в драконьем облике не видели и судить не можем… Но, полагаю, и впрямь надо бы вам объясниться… Хорошо, Катерина. Отправляйся в Яблоньки и передай Алексею Никитичу от меня письмо. Я как раз писать ему собиралась. Тогда уж все и обговорите промеж собой. А потом, мой совет, возвращайся в Чудногорск и подумай хорошенько. И глупостей не делай… Темное дело сотворила моя сестрица, я знаю. И это наследие много дурного может в себе нести.
— Тем более мне надо быть рядом с ним, — убежденно проговорила Катя.
— Тогда, голубушка, помолись-ка в храме да собирайся в дорогу. Я дам тебе кого-нибудь в попутчики. Сюда уже не вернешься?
Катя покачала головой.
— Да уж, чувствую я, в каком ты смятении… А пока собираешься, я письмо напишу. Алеша все в подробностях должен знать… все что было.