И снова потянулся лес — бескрайний, дикий, дремучий. Обходя поваленные деревья, девушка медленно брела берегом болота. Первое время она старалась не потерять из вида линию ЛЭП на другом берегу — но заросли и неглубокие овражки попадались всё чаще. Довольно скоро болото ушло в сторону, а ещё через некоторое время Марина обратила внимание, что солнце светит ей не в левый глаз, а сбоку. Бывалый путешественник сразу догадался бы, что произошло — но на свою беду Марина была настоящей горожанкой.
На очередной, бог весть какой по счёту поляне, где лежало несколько поваленных берёз, уставшая девушка рухнула прямо в траву. Гудящие ноги саднило от бесчисленных порезов. Закрыв глаза, через некоторое время Марина услышала поблизости явственно различимое тявканье. Приподнявшись на локте, девушка увидела, как из-под поваленного дерева вылез золотисто-коричневый щенок со странно острой мордочкой и стоящими топориком треугольными ушками. В зубах щенок держал серо-коричневое, с чёрными пятнышками, утиное крыло. За первым щенком выбрался второй — и они начали весёлую возню, отбирая друг у друга добычу.
Какой бы усталой и голодной не была Марина, она не могла не умилиться. К тому же появление щенков означало, что где-то поблизости находится дом, жилище. Девушка несколько раз оглянулась в надежде увидеть выглядывающий из-за деревьев забор или крышу. Тем временем из-под того же дерева вылезла крупная, тощая, рыжая собака с облезлым боком. У собаки была такая же острая мордочка и уши топориком — и пышный рыжий хвост с белом кончиком.
— Не-ет! — от разочарования и усталости Марине хотелось заплакать. — За что? Я домой хочу!..
Удивлённая лиса, (а это была именно лиса), негромко тявкнула. Оба лисёнка прекратили игру, глядя на девушку чёрными глазами-бусинками. Марина пригляделась. От лисьего семейства резко и неприятно пахло. Лиса снова тявкнула. Оставив на поляне измочаленное утиное крыло, лисята юркнули обратно под дерево.
Был уже вечер, когда Марина наконец-то вышла на дорогу.
Дорога была старой, давно заброшенной. Между колеями, среди взломанного тракторными гусеницами бетона росла трава. Рядом, по широкой просеке бодро шагала цепочка знакомых серебристых ажурных мачт с проводами. Уставшая Марина с трудом удержалась, чтобы не расплакаться. «Выбралась! — повторяла она про себя снова и снова. — Боже мой! Неужели я наконец-то выбралась?..».
Если бы солнце стояло хоть чуточку выше, а в усталых ногах было чуть больше сил, она припустила бы бегом. Но сил больше не было — поэтому девушка устроилась на ночлег под поваленным деревом, нарвав и собрав под себя немного травы, даже не заметив гудящих комариных ратей. «Бродяга я!», — вспомнилась ей песенка Раджа Капура из любимого мамой старого индийского фильма.
Утро третьего дня выдалось прохладным — на траву и ствол дерева, на Маринину юбку и блузку легла крупная роса. Идти босиком по дороге оказалось тяжелее, чем по мягкой лесной целине — развороченный тракторами бетон превратился в колючий щебень. К тому же то и дело попадалась чёрная земля или землисто-серая грязь на месте высохших луж. Не выдержав, Марина сошла на обочину — камни встречались и здесь, но их было гораздо меньше.
Девушка слишком устала, чтобы заметить исчезновение птиц. Вчера и позавчера их было много — над головой всё время кто-то кричал, шумел, копошился. Над болотом, над тёмными проплешинами в тростнике летали чайки, а в ночной темноте то и дело слышалось совиное уханье. Теперь же вокруг стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы. Да трудолюбивые муравьи спешили по своим непонятным делам. В лесу то и дело попадались сложенные из сосновых иголок жилища, а через дорогу пролегали тропки, по которым бежали крупные чёрно-красные насекомые. Боясь за босые ноги, девушка старалась миновать их как можно быстрее.
Время приближалось к половине двенадцатого, когда среди деревьев в который раз показался проход. Миновав металлический шлагбаум, девушка вышла на широкую асфальтированную дорогу. Начинаясь примерно в километре, на опушке леса, дорога спускалась вниз, по отлогому склону холма, чтобы, миновав узкую речку, тихо журчавшую в поросших тростником берегах, упереться в наглухо закрытые металлические ворота в бетонном заборе. Рядом стояла кирпичная будочка для охраны с застеклённым окном и гостеприимно приоткрытой дверью.
За забором виднелись знакомые ломаные крыши коттеджей и бетонные заводские корпуса — именно их девушка видела из окна Лёшиной машины. «Старосельск», — вспомнила Марина. На закрытых воротах какой-то чудак намалевал аляповатый рисунок — крылатый кораблик с распущенными парусами, на фоне тёмно-бурого, исчирканного жёлтыми полосами шара, в полукруге из усыпанных белыми цветами зелёных веток. Под рисунком были выведены три крупные белые буквы: «АСР». Над воротами и над дверью будочки трепетали на ветру маленькие белые флажки. Над ломаными крышами домов, над заводскими корпусами в небо медленно, лениво поднимались в небо струйки белого пара. И, если не считать басовитого гудения неких механизмов, доносившегося словно бы из-под земли, вокруг стояла полнейшая, чуть ли не абсолютная тишина.