— Пора уходить. Чувствую, мое присутствие расслабляет вас. Сосредотачивайтесь, сыщики. Сейчас следователь тысяч сто проболтает по междугородному телефону и вместо полезного сообщения подбросит очередную сногсшибательную головоломку.
Голубев костяшками пальцев постучал по столу:
— Не ворожи, Боря.
— Тут и без ворожбы сообразить можно, что тухлое дело свалилось на ваши светлые головы…
Отсутствовавший больше часа Лимакин вошел в прокурорский кабинет мрачнее тучи. Принесенная им «головоломка» действительно оказалась сногсшибательной. Уехавшая прошлой осенью из райцентра Ядвига Станиславовна Саблина ни у сына в Москве, ни у дочери в Новосибирске не появлялась и перебираться к кому-либо из них на жительство никогда не изъявляла желания. О том, где теперь находится родительница, сын и дочь не знали, так как мать в последние годы принципиально не поддерживала с ними никаких отношений.
Глава VIII
По заведенной привычке Антон Бирюков обычно приходил на службу задолго до начала рабочего дня, когда в прокуратуре, кроме прибиравшей пожилой технички, никого не было. В такие ранние часы молчали телефоны, не отвлекали посетители, а на свежую голову хорошо думалось. Но в это утро он не успел даже достать из сейфа папку с текущими делами.
Глухо постучав в обитую дерматином дверь, в кабинет вошла невысокая молодая женщина с красивой, словно только что из парикмахерской, прической слегка подкрашенных хною светло-русых волос. Темно-синяя юбка с золотистой пряжкой на широком поясе подчеркивала тонкую талию посетительницы, а кремового цвета шелковая блузка с погончиками и пышными рукавами сглаживали чуть полноватый бюст. Чистое, почти без следов косметики, лицо ее было тревожным. Кинув едва приметный взгляд на звезды в петлицах форменного пиджака Бирюкова, женщина взволнованным голосом проговорила:
— Товарищ прокурор, Алла Аркадьевна Солнышкина. Мне крайне необходимо с вами переговорить.
— Проходите, пожалуйста, — ответил Бирюков и показал на стул возле своего стола.
Солнышкина легкой походкой прошла по ковровой дорожке. Стараясь не измять юбку, осторожно присела на краешек стула и положила на обтянутые ажурными колготками колени роскошную дамскую сумочку, которую до этого держала в левой руке.
— Слушаю вас, Алла Аркадьевна, — участливо сказал Бирюков. — Кстати, зовут меня Антоном Игнатьевичем.
— Очень приятно, — машинально проговорила Солнышкина. — Знаете, Антон Игнатьевич, вчера поздно вечером мне позвонил Ярослав Анатольевич Черемисин и рассказал о несчастье с Теплоуховым. Кое-как дождавшись утра, я села в машину и примчалась сюда. Дом дочери опечатан. Умоляю, расскажите, что здесь произошло, и где моя дочь?
Бирюков, глядя в тревожные голубые глаза Аллы Аркадьевны, ободряюще улыбнулся:
— С Викой ничего серьезного не случилось. Сейчас она в районной больнице избавляется от стресса. Через несколько дней здоровье вернется в норму. Ну, а в том, что произошло, разбираемся.
— Черемисин сказал, будто мертвого Теплоухова обнаружили в Викином доме. Это правда?
— Да.
— Какой ужас! Как его туда занесло?!
— Загадка в том и заключается… — уклончиво ответил Бирюков.
Солнышкина тяжело вздохнула:
— Господи, какое-то дьявольское наваждение. Что по этому поводу Вика говорит?
— Ничего. Случилось это в ее отсутствие. Дверной замок был взломан. Теплоухов хорошо знал Вику?
— Когда я работала в «Лебеде», она часто забегала в офис. Николай Валентинович относился к детям сотрудников с любовью. Своих-то у него не было. Вероятно, поэтому, если заставал Вику у меня в кабинете, непременно что-нибудь ей дарил: то шоколадку, то жевательную резинку. Однажды, помню, даже понравившуюся Вике дорогостоящую авторучку «Паркер» отдал.
— Значит, и Вика хорошо знала Теплоухова?
— Естественно.
— А вот в данном случае она отказалась его узнать. Не объясните, почему?..
На лице Аллы Аркадьевны мелькнуло удивление.
— Может быть, в силу своего характера, — чуть подумав, ответила она. — Знаете, Антон Игнатьевич, Вика настолько впечатлительна, что в момент испуга… как бы поточнее сказать… теряет рассудок. Бывало, грохнет вдребезги чайную чашку. Я взвинчусь: «У тебя что, руки отсохли?!» Дочь сразу в пику: «Это не я! Чашка сама упала!» Пройдет минут десять и все меняется: «Мам, прости, я нечаянно уронила чашку».
— А вообще характер у Вики уравновешенный?
— Для ее возраста — вполне. Во всяком случае, не закатывала мне концертов, не пугала, что бросит все и уедет за тридевять земель, как это делают многие девчонки переломного возраста. Вика, знаете, из той категории, которых в молодежной среде принято называть домашними фанатками. Когда мы жили вместе, любила сидеть дома, смотреть телевизор. Иногда ходила на концерты. Собирала вырезки из газет о своем кумире Филиппе Киркорове. Коллекционировала его фотографии и записи песен. Когда же этот обаятельный мальчик свихнулся на глупой женитьбе, Вика уничтожила всю коллекцию и, стоило только недавнему кумиру появиться на экране телевизора, мгновенно щелкала выключателем.