На глазах у Вики навернулись слезы. Внезапно она обхватила мать руками за шею и, уткнувшись лицом ей в грудь, судорожно разрыдалась.
— Успокойся, доча, успокойся, — тревожно заторопилась Алла Аркадьевна. — У тебя с Николаем Валентиновичем была договоренность о встрече или он без твоего разрешения тайком забрался в дом?
— К-какая до-договоренность… — захлебываясь слезами, через силу заговорила Вика. — Как-как ты ушла из «Лебедя», ни разу не ви-видела его… Я с ум-м-ма схожу от эт-этого у-ужаса. Может, правда, по-полечиться в психушке?..
— Ну что ты городишь! Это пройдет. Время — лучший лекарь. Понадобится врач — найдем.
— Не м-могу я, мам… Клянусь тебе, не м-могу!..
— Прошу, успокойся, ради Бога. Сейчас мы быстренько приедем домой, примешь хвойную ванну…
— А как же экзамен?.. Если не с-сдам, с-столько времени пропадет…
— Пустяковая проблема! Когда надо, привезу тебя сюда. Дождусь, пока сдашь, и уедем обратно.
— А вдруг я следователю понадоблюсь?..
— У тебя есть что-то еще к тому, что следователь уже записал? — спросил Бирюков.
Вика, успокаиваясь, крутнула головой:
— Честное слово, я рассказала всю п-правду. А почему не узнала Теплоухова, с-сама понять не могу. Мельком вроде подумалось о нем, но побоялась присмотреться к мертвецу. Разве так не бывает?
— Бывает, — согласился Антон. — Если понадобишься следователю, он и в Новосибирске тебя найдет.
— Видишь, доча, прокурор тоже считает, что здесь тебе делать нечего, — ободренная поддержкой Бирюкова снова заговорила Алла Аркадьевна. — Давай-ка быстренько собираться. Где твоя одежда?
— Где-то здесь, в больнице. Надо у сестрички спросить.
— Переставай кукситься, а я сейчас мигом все организую.
Алла Аркадьевна легко поднялась на ноги. Бирюков, тоже встав с табуретки, спросил ее:
— Из дома будете что забирать?
— Господи, чего там брать! Пусть стоит опечатанный.
— В таком случае, желаю всего доброго.
— Спасибо, Антон Игнатьевич, за ваше внимание. — Алла Аркадьевна торопливо достала из сумочки золотистую визитку и протянула Бирюкову. — Возникнут какие-то вопросы, звоните, пожалуйста…
Расставшись с Солнышкиными, Бирюков зашел в кабинет судебно-медицинского эксперта. Медников, придвигая ему стул, ухмыльнулся:
— Через окно засек, как с красивой женщиной в иностранной машине катаешься. Накапаю Марине, возьмет тебя женушка за грудки по подозрению в измене.
— Не шантажируй. Приехала Викина мать. Пришлось обстоятельно с ней поговорить. Потом по долгу службы послушал ее разговор с дочерью.
— Ну и как мамочка?
— Приятная в общении и не глупа. На первый взгляд, вроде бы искренна.
— Дочка что новенького рассказала?
— Ничего.
— Какое впечатление произвела?
— Хорошее. Учеба — на первом плане. Но в душу ведь не заглянешь.
— Чужая душа — потемки. Как Вика маму встретила?
— Недружелюбно, но, когда узнала, что обнаруженный в доме мужчина — никто иной, как Теплоухов, разрыдалась у мамы на груди.
— Выходит, беда помирила Солнышкиных?
— Помирила. Собираются ехать домой.
— Отпустил девочку?
— У меня нет оснований задерживать ее.
— Значит, очаровался. Еще раз прокатишься с мамой в иномарке и можешь Викиным папой стать.
Бирюков улыбнулся:
— Я плохо поддаюсь женским чарам, особенно, когда дело грозит папиными обязанностями. Старею, Боренька, старею.
— Не прибедняйся. Любви все возрасты покорны, а на тебе еще пахать можно… — Медников достал из лежавшей на столе пачки сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурил. — Может, ошибаюсь, но у Вики с родительницей какой-то «крутой» был конфликт. А к учебе она действительно относится серьезно. Утром, едва пришла в себя, сразу позвонила в общежитие подруге, чтобы та срочно принесла ей учебник по анатомии. Через полчаса просьба была выполнена.
— Кто принес книгу?
— Яркая грузинка, как говорит Голубев, в юбочке до пупка.
— Долго Вика с ней разговаривала?
— В больнице как раз утренний обход был. Так что им даже встретиться не удалось. — Медников затянулся сигаретой. — Из фирмы «Лебедь» за Теплоуховым приезжали. Обрядили покойного в шикарный костюм, по-моему, от настоящего Кардена и уложили в такой роскошный гроб, в каких раньше только царей хоронили да вождей пролетариата, которых у кремлевской стены в землю закапывали.