Яэко усмехнулась.
— Дядя Сумитян не посмеет прогнать его. Он двоюродный брат госпожи Сакума. Наверно, узнал, что Сумитян тоже попала под пикадон, хочет познакомиться.
Дядя сказал, что Таками–сан долго лежал в больнице в Нагасаки после пикадона и не мог совсем говорить, а потом поправился. Ему время от времени делают переливание крови. Скоро поедет в Киото учиться в университете.
— Он немножко сумасшедший, — Яэко строго посмотрела на подругу. — Не надо разговаривать с ним.
Из распахнутых окон школы донесся протяжный возглас:
— Черте–ей вон! Сча–астье в дом!
Из здания школы на крыльцо вышел толстый борец с высокой, похожей на парик прической, с торчащим вверх пучком волос. Он держал деревянный поднос с ящичком, на котором был написан иероглиф «счастье». За ним высыпали на крыльцо мальчики и девочки, густо напудренные, с подведенными бровями и нарисованными пятнышками на лбу, в пестрых бумажных колпаках и с привязанными к шее коробками. На колпаках и коробках тоже красовался иероглиф «счастье».
Парни у грузовиков прекратили галдеж. Среди полной тишины борец рявкнул: «Чертей вон, счастье в дом!» — и неуклюжим жестом швырнул пригоршню жареного гороха в толпу. Все бросились собирать горошины счастья.
Разбросав горох, борец подал команду, и дети в колпаках стали бросать в толпу бумажные кулечки с подарками. Сумико подняла с земли кулечек. В нем оказались завернутые в целлофан засахаренные земляные орехи и две открыточки. На одной были сняты две маленькие девочки — белокурая, в форме американского солдата, и японская, в веночке из хризантем и в разрисованном халате; они стояли друг против друга, выпятив губки, — собирались целоваться. На другой открытке было написано по–английски: «Head, Hand, Heart, Health!», а рядом по–японски: «Знание, Уменье, Дух, Здоровье! Юноши и девушки деревни, вступайте в клуб «Четыре Эйч»! Здоровая телом и духом молодежь — опора Японии!»
Яэко взяла у Сумико открытки и, взглянув на них, швырнула на землю. Все черти, обитавшие в районе школы, были изгнаны. Борец, выпив из ковша сладкой браги, поехал на автомобиле в сторону рощи с часовенкой. Вслед на грузовиках поехали парни, размахивая флагами клуба «Четыре Эйч». Один из парней проорал:
— Идите к часовенке Инари! Сейчас там покажут кинематограф! Американскую картину!
Дети и женщины пошли за грузовиками. Таками тоже поплелся за ними.
— Я не пойду туда, — Яэко потерла ноги и села па ступеньках крыльца. — Расхотелось.
— А Кантян придет сюда? — спросила Сумико, но не получила ответа.
Около школы уже никого не было. К крыльцу подошла с шестом маленькая, худощавая Отоё, школьная уборщица. Она подбирала разорванные кулечки и целлофановые обертки и, тщательно расправив их, запихивала за пазуху. Затем стала снимать с помощью шеста бумажные фонарики. Один фонарик ей удалось зацепить, но он сорвался с шеста и упал на землю. С остальными фонариками ничего не получалось, Отоё только тыкала в них шестом и раскачивала.
— Добрый вечер, тетя! — поздоровались девушки.
Сумико взяла у Отоё шест и стала снимать фонарики, тушить их и накладывать друг на друга.
— А вы чего не пошли туда? — спросила Отоё, вглядываясь в лица девушек. — Сегодня веселиться надо.
От нее пахло брагой.
— А мы устали, — сказала Сумико и вздохнула. — Мы уже старухи.
— Веселиться надо, — повторила Отоё. — Ты сколько горошин съела сегодня?
— А тетя сколько? — Сумико улыбнулась, сморщив носик. — Тридцать?
— Тридцать я ела, когда мне было тридцать. — Отоё покачнулась и махнула рукой. — А сегодня мне надо съесть больше…
— И поэтому тетя вместо горошин… немножко выпила?
— Немножко… — Отоё вытерла рот рукавом. — Сегодня меня позвали в усадьбу господина Сакума, и я гадала всем. А потом угостили. Только теперь делают плохую брагу. Раньше, до войны, варили вкусную, а теперь… весь хороший рис увозят куда–то.
— А на чем тетя гадала?
— На горошинах. Если бы не была пьяна, погадала бы и вам. Как–нибудь в следующий раз…
Сумико пошарила у себя за поясом и передала Отоё несколько горошин.
— А ты сколько горошин съела сегодня? — спросила Отоё.
— Мне надо было семнадцать… — Сумико покачала головой. — Но я не ела. Все равно скоро умру.
— Не говори глупости, — сказала Яэко.
Сумико подобрала на крыльце несколько кулечков и протянула Отоё.
— Спасибо, теперь заклею всё, — пробормотала Отоё. — Вчера какие–то мальчишки порвали у меня всю дверь, проклятые.
Она собрала фонарики и ушла.