— Это не амулет. — Сумико подошла к алтарику и, вытащив из ящика узелок, показала Марико жетончик. — Это мне дали тогда…
Марико разглядывала жетончик. Сумико, показав на буквы и цифры «СС–К 2279», спросила:
— Что это значит?
Марико сказала, что это какое–то условное обозначение. «<К», вероятно, означает «келоид», а «Си–Си», может быть, — категория пострадавших» или «кэджуэлти комишн» — комиссия по изучению пострадавших.
— А это не Си–Ай–Си — контрразведка?..
— Нет. — Марико вытащила авторучку и записную книжечку и написала три буквы: «CIC». — Вот это Си–Ай–Си, сокращенное название контрразведки. А на жетончике совсем другое.
— У меня взяли кровь на пробу и сказали, что я должна явиться к врачам на базу. А я не хочу итти. Будут только колоть и осматривать, а лечить не будут.
— Лучше не ходить. — Марико нахмурилась. — Говорят, что медицинская часть базы помещается в одном доме с контрразведкой.
— А если за мной приедут?
— После этой истории вряд ли сунутся.
Услышав велосипедные звонки на улице, Марико заторопилась. Она пригласила Сумико к себе. Когда Сумико будет в городе, пусть зайдет к ней. Это недалеко от американского квартала, на той же улице. Надо перейти на другую сторону и дойти до магазина, где торгуют плетеными изделиями, и подняться налево, третий дом на правой стороне. На фонаре написано: «Курода». А если ее не будет дома, пусть Сумико придет в Дом культуры демократической молодежи. Это на Храмовой улице, сразу за мостом, на пустыре, третье здание.
— Я хочу пойти в город работать, — сказала Сумико.
— Сумико–сан, надо сперва полечиться. Обо всем этом поговорим, приходите непременно. Я по вечерам либо дома, либо в Доме культуры демократической молодежи.
— Там много людей… — Сумико показала на свои залатанные шаровары. — И в таком виде… Наверно, здание красивое…
Марико усмехнулась:
— Туда приходят в любом наряде. А здание роскошное. Настоящий дворец. В нынешней Японии для молодежи, особенно для трудовой, отводят самые богатые здания. Запомнили адрес? Храмовая улица, за мостом, третье здание на пустыре, в углу.
Сумико вышла провожать гостью. Отъехав от дома, Марико обернулась и крикнула:
— Жду вас!
За дядей пришел писарь деревенской управы и сказал, что надо сейчас же явиться к старосте: звонили по телефону из города. Дядя предупредил Сумико: вернется не скоро, его, наверно, вызывают по тому самому делу, будут допрашивать.
Но дядя вернулся скоро. Он был очень взволнован.
— Говорил тебе, попадешь в беду… Не слушала меня! Тебя вызывают в город к начальнику полиции. Собирайся!
— А кого еще вызывают? — спросила Сумико. — Это, наверно, по тому делу?
Дядя замотал головой:
— Совсем по другому. Вызывают тебя одну. Значит, узнали все… Шлялась куда–то, вот и допрыгалась. Смотри, отвечай честно на все вопросы. Скажи, что тебя запутали… Если скажешь все и назовешь всех, тебя отпустят.
Он сел на цыновку, обхватил колени руками а опустил голову. Сумико причесалась и надела шаровары, руки у нее дрожали.
— А если будешь запираться, тебя изобьют как следует и передадут еще куда–нибудь. Поэтому говори все.
Она взяла чистый утиральник и повязала им шею. Затем достала еще тряпочку и засунула за пояс.
— Зачем это берешь? — -крикнул дядя. — Не в баню идешь!
— Вытирать кровь… — тихо ответила Сумико.
Она села перед алтариком и поклонилась поминальным дощечкам родителей. Выйдя за калитку, она направилась к дому Инэко, но дядя догнал ее:
— Куда?
— Попрощаться.
— Никому нельзя говорить, что тебя вызывают, — шепнул дядя. — Идем.
Отойдя немного, дядя ударил себя по колену:
— Совсем забыл… Сказали, чтобы ты непременно взяла жетончик. Беги за ним.
Сумико удивленно подняла брови:
— Жетончик? Зачем?
— Из полиции звонили старосте и сказали, чтобы ты пришла с жетончиком.
Сумико не двигалась с места, уставившись глазами на дядю. Потом вздохнула, вытерла лоб тряпкой и улыбнулась:
— Значит, к врачу вызывают. А я испугалась.
Она, подпрыгивая, побежала к дому и, так же подпрыгивая, вернулась, подбрасывая в воздух жетончик. Она успокоила дядю. Никакого допроса и ареста не будет, в полиции ее осмотрит доктор и скажет, что она теперь может лечиться у любого японского врача. Они пошли быстро: дядя решил вернуться из города засветло.
Двести десятый день в этом году прошел благополучно — без тайфуна. Все готовились к сбору риса. На плетнях сушились рогожные подстилки. Кухэй чинил перед домом молотилку — заменял на деревянном барабане железные зубья. С полей уже спустили воду. Стебли созревшего риса низко пригибались к земле. Суходольный рис уже стал темножелтым. На межевых насыпях сушились сложенные в пучки и поставленные корнями вверх коричневые стебли соевых бобов. Над полями гречихи и кукурузы летали стаи воробьев. Они садились на протянутые между столбиками веревки, обвешанные колышками и бубенчиками. Звон бубенчиков не пугал воробьев.