Услышав бормотанье за спиной, Сумико обернулась. Пожилая женщина, закрыв глаза и сложив ладони перед носом, скороговоркой твердила молитвословие. Снова прозвучали раковины. Со стороны Обезьяньего леса бежали люди с флагами и транспарантами. Из бамбуковой рощи вышли дружинники с палками и побежали на левый фланг.
Машина с офицерами повернула назад. Полицейские тоже стали отходить назад и, дойдя до исходной позиции, остановились. Немного спустя громкоговорители объявили об окончании тревоги.
— Психическая атака отбита! — воскликнул Икетани и встал.
— Гэт бак! Кип аут! — крикнул Ириэ.
Между рядами сидящих пробиралась Инэко, держа подмышкой кипу газет, с холщовой сумкой на плече. Она выкрикивала звонким голосом:
— «Красное знамя»! «Друг крестьянина»! Сборник стихов «Папоротник»! Песенники!
Сумико окликнула ее. Подойдя к Сумико, Инэко села на траву. Уголки губ у нее опустились, она сделала такое лицо, словно собиралась заплакать.
— Беда… — прошептала она. — Сейчас кто–то приехал с соевого завода и сказал, что вчера на станции около их завода громилы напали на агитбригаду… избили Рютяна и других и передали полиции…
Сумико закусила губу и стала щипать шею дрожащими пальцами.
— Еще точно неизвестно, — добавила Инэко. — Ясаку говорит, что надо проверить эти сведения. Может быть, враки.
Громкоговорители объявили:
— Сегодня в семь часов вечера перед школой состоится доклад товарища Цумото из коммунистического агитационного отряда о борьбе жителей острова Осима против американской военной базы. После доклада выступит ансамбль песни и танца отряда борьбы за национальную независимость, только что прибывшего с Хоккайдо…
Когда стихли аплодисменты, громкоговорители передали извещение о том, что первая и четвертая культбригады союза молодежи должны немедленно собраться у колодца на южной окраине Старого поселка.
Ириэ вскочил, захлопал в ладоши и скомандовал:
— Четвертая бригада, за мной!
Культбригада Ириэ разделилась на несколько маленьких групп. Сумико и Мацуко получили приказ направиться с бумажным театром в поселок за Двугорбой горой. После представления они должны были раздать зрителям листовки комитета борьбы.
Они решили пойти в субботу. В этот день кончалась трехдневная стачка солидарности цементников, и в понедельник утром Мацуко должна была поехать на работу.
— Уезжать нельзя… — сказала она и кивнула в сторону белых палаток у шоссе. — Попрошу врачей, чтобы нашли у меня какую–нибудь болезнь и написали бумажку. И возьму отпуск по болезни за свой счет. А если уволят… не подохну.
Они пошли за листовками в штаб культбригад, помещавшийся в домике Комао в Старом поселке. Перед калиткой стоял дружинник с палкой. У плетня толпились дети, заглядывая во двор дома. На другой стороне улицы через несколько домов находилась деревенская управа — дом школьного типа с длинными окнами, с крышей из сосновой коры и флагштоком.
Посередине двора работали рисовальщики, усевшись вокруг большого листа бумаги, наклеенного на раму. Один рисовал рогожное знамя, другой писал буквы на знамени, третий раскрашивал фигуру сидящего дружинника, четвертый набрасывал углем еще какую–то фигуру. В углу двора сколачивали транспаранты и передавали тем, кто писал буквы разными красками.
Готовые плакаты и транспаранты лежали на полу открытой веранды. Один из плакатов висел на доске. На нем пока что была набросана углем только длинная физиономия с широким носом и тонкими усиками, свешивающимися вниз. Перед рисунком сидели на корточках Цумото в куртке, измазанной краской, и маленький Комао в одних трусиках, с зелеными и красными пятнами на груди и на спине, но на лице у него под глазом была не краска, а большой синяк. Цумото восторгался наброском:
— Вот это здорово… вылитый Югэ! Пустим на конвейер. — Он крикнул рисовальщикам, сидевшим посередине двора: — Сейчас начнем размножать эту штуку! Хаяно, ты бери голову, а насчет остального сейчас придумаем.
На груди надо непременно депутатский значок с хризантемой, — сказал Комао. — Я буду рисовать значок.
К плетню подъехал велосипедист в каскетке и с утиральником на шее.
— Уже расклеили все, — сказал он. — Сейчас поедем к железнодорожному мосту. Материал скоро будет?
— Уже готов, — Цумото вытер лоб тыльной стороной руки. — Кацу Гэнго перешел на поточный метод. Видишь, три конвейера работают. А сейчас пустим портрет Югэ.
— Надо успеть расклеить до его приезда, — сказал велосипедист.