Раздается крик Анны. Я открываю глаза. Она сражается с ним. Она проигрывает, но делает все, чтобы удержать его от меня. Ей следует уступить ему. Из-за слишком обильной крови в горле, мне трудно говорить, поэтому я не в силах ей что-либо сказать. Кроме как брюзжать слюной ничего не получается. Джестин мертва. Я тоже. Все кончено.
Но я бы мог вернуться назад. Сделать, как сказала Джестин, и умереть с Томасом, Кармел и Гидеоном там. В комнате до сих пор ощущается тепло от зажженных свеч. Я наполовину поворачиваю голову, размышляя об этом. Если поверну еще на дюйм, то смогу увидеть Томаса и всю комнату, и, если буду надавливать, стекло треснет, и я вернусь назад.
— Кассио, убирайся отсюда!
Анна, я не могу дышать.
Она все еще сражается одной рукой, отказываясь принимать поражение. Скольких призраков я освободил в эти секунды? Троих? Может, пятерых? Был ли один из них моим отцом? Я не мог сказать точно. Интересно, знает ли он, что я сделал все возможное? И знает ли он, что я здесь?
Кас!
Мое тело резко дергается. Я почувствовал это. Прямо между бровями: как голос Томаса воспламеняет синапсы[66].
Возвращайся! Ты должен вернуться! В тебе почти не осталось крови! Твое биение сердца замедляется! Мы останавливаем твою кровь, ты меня слышишь? Я останавливаю ее!
Во мне почти не осталось крови. Очень смешно, Томас. Потому что ее чертовски много в легких. Ее галлоны, которые заполняют меня, словно тонущий корабль. Кроме того, что… нет. Не совсем так. У меня сейчас что-то вроде просветления, несмотря на то, что, кажется, почти час как я не могу достойно вдохнуть.
Я смотрю на Анну и на ее поврежденную руку, словно ту не волнует, что она может полностью оторваться. Потому что, на самом деле, она не переживает на сей счет. Все уже не имеет значения. Ничего из этого больше ее не заботит: ни мои рваные, болтающиеся куски мяса на плече, ни раздробленная грудь. Чародей бьет по сгибу ее колена, и та падает.
Я заставляю себя подняться на локти, отхаркивая кровь на камень. Боль все еще ощущается, но понемногу притупляется. Эта боль становится… неуместной. Я сгибаю колени, нащупываю ногами землю и поднимаюсь. Когда я опускаю взгляд на здоровую руку, то улыбаюсь. Ты это видел, пап? Я никогда не разожму кулак с атаме.
Чародей замечает, как я поднимаюсь, но я едва ли придаю этому значение. Я слишком сосредоточен на том, как призраки пытаются вырваться из его тела, и отслеживаю их движения, пытаясь понять, в какой части они появляются чаще всего. Колебания ножа отдаются пением в моем запястье. Погрузить. Вытащить. Разрезать.
Когда я бросаюсь на него, он не успевает сосредоточиться. Первая рана на левой ноге освобождает одного призрака. Я отстраняюсь и опускаю его на одно колено, затем сам встаю на ноги и режу по согнутой спине, выпуская на волю еще одного призрака, прежде чем отпрыгнуть в сторону. Затем еще пару раз выкручиваюсь и полосую его грудь. Его крик музыкой отдается в моих ушах. Четырехсуставная рука тянется к моей голове. Я приседаю и всаживаю нож под ребра, затем еще раз полосую по затылку. Нет времени думать или смотреть по сторонам. Просто нужно всех их избавить от его заточения. Выпустить на свободу.
Еще двое. Затем еще один. В ушах звенит голос отца. Каждый его совет проносится в голове, и от этого я становлюсь еще быстрее, еще ловчее. Это мое предназначение, то, чего я так ждал, к чему готовился.
— Не так я себя чувствую, как ожидал, — заявляю я, интересуясь, слышит ли он меня, поймет ли, что я имею в виду?
Я действительно не так себя ощущаю, как думал. Я считал, что буду полон ярости, но во мне плещется только эйфория. Он, Анна и я. Орудует лезвие, и Чародей не может нас остановить. Каждый раз, когда призрак покидает его тело, он злится, становится более разочарованным. Он пытается восстановить прореху в груди, надавливая пальцами на рану. Призраки же разрывают ее еще больше.
Анна подавляет меня, толкая тем самым его на землю. Я же режу, считаю и смотрю, как они улетают. Последние из них покидают его тело в шторме вихря. Они вырываются из груди, сильнее разрывая рану. Он лежит на камне, почти разделенный надвое, полностью опустошенный.
Все произошло слишком быстро. Глазами я натыкаюсь на пустоту, которая должна быть небом, но там ничего нет. Моего отца там нет. Я упустил его, когда увлекся Чародеем. Все, что осталось, так это лежащий здесь сукин сын, который забрал его в первую очередь.