Рядом со мной Томас резко выпрямляется и бросает на меня быстрый взгляд, будто я страница, за чтением которой он был пойман.
— Не могли бы вы быть менее жуткими в такую рань? — спрашивает Кармел. — Мне все это не нравится. В смысле, что нам делать?
— Расплавить этот нож и закопать, — говорит он, хлопая ладонью по колену, чтобы позвать черного лабрадора за собой в комнату. — Но вы этого никогда не сделаете, — на выходе из кухни он останавливается и глубоко вздыхает. — Послушай, парень, — произносит он, смотря в пол. — Чародей был самой запутанной и голодной вещью, с которой мне так не повезло столкнуться. Анна утащила его из мира. Иногда твоя цель выполнена. Ты должен позволить ей покой.
— Что ж, это было депрессивно, — произносит Кармел по пути в школу. — Что Гидеон сказал сегодня утром?
— Он не ответил. Я оставил сообщение, — отвечаю я.
Кармел продолжает говорить за рулем что-то о том, как ей не нравится, что Морфран сказал и что-то о нервной дрожи, но я слушал ее одним ухом. Другим — Томаса, который, думаю, все еще пытается энергично ворчать о том, что Морфран хочет избавиться от атаме. По притупленному и нетерпеливому взгляду на его лице не думаю, что у него хорошо получается.
— Давайте просто проживем этот день, — говорит Кармел. — Еще один день, приближающий к концу года, мы разберемся с этим позже. Возможно, мы нападем на разных призраков на этих выходных, — она качает головой. — Или, возможно, мы должны сделать перерыв на некоторое время. Пока нам, в конце концов, не ответит Гидеон. Черт. Я собиралась сделать инвентаризацию украшений для зала перед заседанием Выпускного Комитета.
— Ты даже не выпускница в этом году.
— Это не значит, что я не в комитете, — обижается она. — Так вот. Это то, чем мы собираемся заняться? Отдыхать и ждать Гидеона?
— Или пока Анна снова не постучится, — говорит Томас, и Кармел награждает его взглядом.
— Да, — говорю я. — Предполагаю, именно это мы и должны делать.
Как я сюда попал? Это не было сознательным выбором. По крайней мере, так не чувствовалось. Когда Кармел и Томас подкинули меня до дома после школы, у меня в планах было съесть две порции маминых спагетти с фрикадельками и прозябать перед телевизором. Так что же я делаю в маминой машине уже четвертый час, не зная, сколько миль шоссе позади, и смотря на бездействующие трубы, выступающие на фоне темнеющего неба?
Это что-то из моей памяти, что-то, о чем мне рассказал Дейзи Бристол через месяц после того, как дом Анны взорвался вместе с ней внутри. Я слушал вполуха. Я был не в состоянии охотиться, не в состоянии ничего сделать, но ходил вокруг с дырой в сердце, изумляясь. Постоянно изумляясь. Единственной причиной, по которой я ответил на звонок, был Дейзи, мой верный жучок из Нового Орлеана, и тот факт, что именно он был тем, кто в первую очередь привел меня к Анне.
— Это место в Дулуте, штат Миннесота. Завод называется «Голландский металлургический завод». И внутри, и снаружи находят останки бомжей в течение последнего десятилетия или около того, — говорит Дейзи. — Их находят кучами, но, думаю, это потому, что редко ищут. Сначала кто-то сообщает о выбитом окне или кучка пьяных ребят устраивает вечеринку на участке прежде, чем кто-либо делает обход. Завод закрыли где-то в шестидесятых.
Я улыбнулся. Подсказки Дейзи в лучшем случае отрывочны, построены на выдумках и, зачастую, неспецифических доказательствах. Когда я впервые встретил его, я сказал ему основываться на фактах. Он посмотрел на меня так, как собака смотрит на вас, когда вы доедаете последний кусочек чизбургера. Для Дейзи магия — в незнании. Он вдохновлен мыслью о межпространстве. Романтические похождения с нежитью Нового Орлеана у него в крови. Предполагаю, я не нашел бы его никаким другим путем.
Мой взгляд бродит по заброшенному Голландскому металлургическому заводу, где что-то убивает бездомных уже, по крайней мере, десятилетие. Это распадающаяся кирпичная постройка с двумя невероятно высокими трубами. Окна маленькие и покрыты пылью и грязью. Большинство из них заколочены. Чтобы забраться внутрь, мне придется что-нибудь сломать. Атаме мягко переворачивается между моими пальцами, и я выхожу из машины.
Так как я обхожу вокруг здания, давно погибшая трава шелестит под моими ногами. Глядя вперед, вижу проблеск черной бурлящей массы Верхнего. Четыре часа езды, а это озеро все еще со мной.
Когда я заворачиваю за угол и вижу висящую приоткрытую дверь со сломанным замком, в груди сжимается, и все тело начинает напевать. Я никогда не хотел быть здесь. Это вообще никак не интересует меня, но теперь, когда я здесь, с трудом могу отдышаться. Я не слышал этой мелодии, тянущейся струнным «ля» с тех самых пор, когда столкнулся лицом к лицу с Чародеем. Мои пальцы покалывает по всей рукоятке ножа, и появляется странное, знакомое ощущение, что это частичка меня, приваренная к моей коже прямо до кости. Я не позволю ему выпасть, даже если захочу.