Жара и дым поднимаются от моего плеча, так как горящий человек хватает мою рубашку и разворачивает меня. Его глаза выделяются из-за черного беспорядка его лица, и его зубы скрежещут, открываясь и закрываясь. Мой взгляд возвращается к печи. Я ничего не чувствую в руках и ногах. Я даже не могу сказать, бьется ли мое сердце. Несмотря на ожоги, появляющиеся у меня на плечах, я застыл на месте.
— Прикончи меня, — шипит горящий человек. Я не думаю. Я просто втыкаю атаме в его внутренности, немедленно отпуская, но я все-таки обжигаю ладонь. Я отхожу, так как он резко падает на пол, и бегу к старому ленточному конвейеру, повисая на нем, чтобы не упасть на колени. На долгие секунды комната наполняется смешанными криками, так как Анна горит, и призрак под моими ногами усыхает. Он сворачивается, пока от него не остается того, что едва похоже на человека, обугленного и скрученного.
Когда он перестает шевелиться, воздух резко становится холодным. Я глубоко вздыхаю и открываю глаза; не помню, чтобы закрывал их. В комнате тихо. Когда я смотрю на печь, она пустует в состоянии покоя, и, если я к ней прикоснусь, она окажется холодной, как будто Анны там и близко не было.
Глава 6
Меня напичкали чем-то от боли. Чуть позже заберут домой, пока я буду находиться под воздействием непонятно от чего — инъекций или таблеток. Было бы неплохо, облегчи они мои страдания, и проспать в таком состоянии всю неделю. Но, кажется, если притупится хотя бы волнение, будет тоже неплохо.
Мама разговаривает с доктором, пока медсестра заканчивает наносить мазь на мои очищенные и безумно мучительные ожоги. Я не хотел приезжать в больницу. Я уверял мать, что немного календулы и настойки цветков лаванды будут намного полезней, но она настояла на своем. Сейчас, честно говоря, я рад, что мне сделали укол. Было весело наблюдать, как она старается объяснить ему, что со мной произошло. Это был несчастный случай на кухне? А может, причиной стал костер? Она остановила свой выбор именно на нем, обзывая меня оболтусом, и, не умолкая, продолжает объяснять, что я влез в тлеющие угольки и от боли катался по полу в панике. Они купятся на это. Так всегда происходит.
На моей голени и плечах ожоги второй степени. Один на руке, когда я наносил последний удар атаме, довольно незначительный, первой степени, не более чем плохой загар. Тем не менее, отстойно, когда на вашей ладони заметен такой ужасный загар. Поэтому в течение следующих нескольких дней я буду, скорее всего, таскать с собой в руке закрытую холодную, как лед, банку содовой.
Мама возвращается с врачом, который приступает к обматыванию меня большой марлей [18]. Она колеблется, чтобы не заплакать, сосредоточенно наблюдая за процессом. Я протягиваю ей руку и сжимаю. Она никогда не привыкнет к такому. Ее снедает это чувство, даже больше, чем когда отец еще был жив и оказывался в подобных ситуациях. Но из всех ее лекций и тирад о том, чтобы принять какие-то меры или быть попросту осторожным, она никогда не просила меня покончить со своей работой. Хотя, после того, что случилось с Чародеем в прошлом году, она могла потребовать этого. Но она понимает меня как никто другой. Конечно, несправедливо, когда она поступает именно так, но это лучшее, что она может сделать.
Томас с Кармел показываются на следующий день, сразу после школы, выбравшись из своих машин и направляясь по подъездной дорожке. Они врываются без стука и застают меня под кайфом за полуудобным сидением на диване, смотрящим телевизор и жующим жареный попкорн, сжимающим тем временем лед в правой руке.
— Видишь? Я же говорил, что он жив, — заявляет Томас. Кармел выглядит сконфуженно.
— Ты отключил свой телефон, — говорит она.
— Я болел дома. Не хотелось никому об этом говорить. К тому же я знал, что вы в школе, и по вашему поведению понял, что вы не будете легкомысленно строчить сообщения или же наяривать по сотовому.
Кармел вздыхает и опускает школьную сумку на пол прежде, чем плюхнуться в кресло с подголовником. Томас садится на подголовник дивана и тянется к попкорну.
— Ты не болел дома, Кас. Я звонил твоей матери. Она все нам рассказала.
— Я был слишком болен. Точно также будет завтра. И наследующий день. Вероятно, и послепослезавтра, — я встряхиваю в миске чеддер[19] и предлагаю Томасу. Такой подход раздражает Кармел, положив руку на сердце, и меня самого тоже. Но таблетки притупляют боль и оказывают расслабляющий эффект на мозг так, что я даже не вспоминаю о том, что случилось на Голландском металлургическом заводе[20]. Сейчас я даже не удивляюсь, если то, что я видел, оказалось бы правдой.
18
Марля (Gauze) — тонкий хлопчатобумажный материал, используемый для приготовления повязок и тампонов (обычно применяется в несколько слоев). В английском языке используется термин «gauze wrap», а в медицине России нет марлевого обертывания в лечении ожоговых больных.
20
Голландский металлургический завод — название фабрики, находится в г. Дулут, штат Миннесота.