— Давай просто понадеемся, что то были ненастоящие часы, — говорю я. — Томас, она пробыла там очень долгое время. Одна секунда для нее длится слишком долго после всего, что она для нас сделала.
Мысли о том, как она расправлялась со всеми беглецами в своем подвале, — все подростки, оказавшиеся не в том месте и странники, застрявшие в ее паутине — бередит мои раны. Другие могут судить судьбу Анны как надлежащее наказание. Возможно, большинство людей. Но только не я. Когда она умерла, проклятье связало руки Анны. Каждая из ее жертв стала орудием проклятия, а не девушки. С этим не поспоришь. Я уверен, что ни один из людей, которых она разорвала на части, вероятно, не сказал бы того же.
— Кас, мы не можем вот так все оставить, — сообщает Томас, и я соглашаюсь с ним.
А также нам нельзя топтаться на одном месте.
Глава 12
Морфан пишет объяснительную записку для Томаса в школу, прося о том, чтобы его освободили от последних учебных дней, и заявляя, что у него тяжелая форма мононуклеоза. Каждую проведенную минуту мы бодрствовали, сосредоточено изучая книги — старые, пахнущие плесенью тома, которые были переведены из более старых, таких же заплесневелых томов. Мне нравилось себя хоть чем-то занимать, так я чувствовал, что мы не сидим на одном месте, но после трех дней минимального сна и жизни за счет сэндвичей и замороженной пиццы, нам практически нечем было похвастаться. Каждая книга представляет собой тупик, в которой до бесконечности можно искать связь с другой стороной мира, но так и не найти возможности просечь, не говоря уже о том, чтобы просто вернуть что-то взамен. Я обзвонил всех, кто мог располагать хоть какой-то информацией, но получил фигу с маслом.
Мы сидим за кухонным столом Томаса и Морфана в окружении бесполезных книг, пока Морфан добавляет картофель в тушеную говядину, которая медленно клокочет на плите. За окном птицы перелетают с дерева на дерево, а несколько крупных белок сражаются за владения кормушки. Я не видел Анну с той самой ночи, когда нам удалось установить с ней связь. Не знаю, почему так. Я убеждаю сам себя, что она просто боится за меня, поэтому отказывается рассказать, как к ней добраться, и чтобы я намеренно держался от этого подальше. Это славное заблуждение. Возможно, где-то и правдивое.
— Что-то слышно от Кармел в последнее время? — спрашиваю Томаса.
— Да. Она говорит, что мы не пропустили многого в школе. В основном, это куча идущих друг за другом собраний и дружественных кружков.
Я фыркаю. Помню, как думал о тех же вещах. Томас не кажется обеспокоенным, поэтому мне интересно, почему Кармел не позвонила мне. Нам не следовало так долго оставлять ее в покое. Должно быть, ритуал потряс ее.
— Почему она не пришла? — спрашиваю.
— Ты же знаешь, как она себя чувствует, — отвечает Томас, не поднимая глаз и продолжая читать книгу.
Я ручкой касаюсь открытой страницы книги, лежащей передо мной. В ней нет ничего полезного.
— Морфан, — заявляю я, — расскажи мне о зомби и как вудуисты и чародеи превращаются в мертвых.
В глаза мне бросается мерцательное движение: Томас взмахивает рукой и подносит ее к горлу, показывая, чтобы я замолчал.
— Что? — спрашиваю я. — Они возвращают людей с того света, так? Это обмен, если я вообще когда-либо слышал об этом. Должно же быть хоть что-то, чем мы можем воспользоваться.
С громким резким стуком Морфан опускает ложку на столешницу. Он поворачивается ко мне со взбешенным взглядом на лице.
— Для профессионального убийцы призраков ты задаешь слишком много глуповато-чокнутых вопросов.
— Что?
Томас слегка подталкивает меня локтем.
— Морфан обижается, когда люди говорят, что вуду может вернуть их с того света. Знаешь, это своего рода стереотип такой.
— Это полная голливудская чушь, — ворчит Морфан. — Те «зомби» не что иное, как бедные, украденные души, которых усыпили, сожгли и раскопали. Впоследствии они шаркают и волочат ноги, потому что лекарство было отравленным и состояло из компонентов рыбы фугу, которое болезненно доводило их мозги до кипения.
Я суживаю глаза.
— Так что, никогда не было даже одного настоящего зомби? Да? Этим славится религия, — не следовало мне говорить последнюю часть речи.
Морфан тотчас выпучивает глаза от удивления и подбирает челюсть.
— Ни один настоящий вудуист никогда не пытался поднять зомби. Нельзя вдохнуть жизнь в того, кто уже умер, — он возвращается назад к своему тушеному мясу.