— Ее нужно промыть и зашить, — заявляет он. — С помощью лекарственных трав рана зарубцуется и оставит едва заметный шрам, — он прикладывает ткань обратно к ране, и Томас удерживает ее. — Доктор Марвин Климентс, — говорит он, пожимая его руку.
Когда он пожимает мою, то переворачивает ладонь и разглядывает мои пальцы.
— Сюда тоже можно наложить швы.
— Все в порядке, — возражаю я.
— Хотя бы промой их, — продолжает он. — Здесь гниль.
Он оборачивается и берет Томаса за руку, направляясь внутрь здания. Я тоже следую за ними, Кармел — рядом со мной. Джестин остается с Берком, и я не удивлен такому повороту событий.
После того, как рану Томаса обработали, а мою руку обработали йодом, нам показали множество комнат, расположенных вокруг площади общего пользования. Я лихорадочно обмываю и перевязываю руку. Я не доверяю ни одному дюйму этого места и напрягаюсь, когда оставляю Томаса с Кармел даже на двадцать минут самих.
Отведенная мне комната большая, оснащенная маленьким камином и большой кроватью с дорого-выглядящим одеялом. Она напоминает мне охотничий домик, который я однажды видел в кино. Единственное, чего не хватает для полноты картины, так это голов чучел, прикрепленных к стене.
— Думаю, если бы здесь висели головы чучел, они были бы человеческими, — язвительно замечает Томас.
Он прохаживается вместе с Кармел, держась за руки.
— Только без шуток! — ухмыляюсь я.
Окна здесь будто врезаны в стены, а вдоль арки потолка заметны слуховые люки. В этом месте около миллиона окон, с помощью которых можно охватить взором всю огороженную территорию, но складывается такое впечатление, что они не предназначены для того, чтобы их открывать и впускать свет, а только чтобы из них наблюдать.
Гидеон стучится в приоткрытую дверь, и от этого звука Томас слишком быстро оборачивается. Он вздрагивает и прижимает руку к свежеперебинтованной ране.
— Извини, парень, — говорит Гидеон, гладя его по плечу. — У доктора Климентса получается отлично ставить примочки белены. Уже через час боль уйдет, — он кивает Кармел, ожидая, что их представят друг другу.
— Гидеон, это Кармел. Кармел, это Гидеон, — знакомлю их я.
— Так вы Гидеон, — говорит она, суживая глаза. — Неужели было так трудно взять машину или встретить нас паромом на озере Лох? — с отвращением она отворачивается, не дожидаясь ответа.
— Поверить не могу, что ты послал нас пройти через это, — выговариваю я, и он, не мигая, встречается со мной взглядом.
В глазах читается печаль и, возможно, сожаление, но ему определенно уже не стыдно, если он вообще испытывал это чувство.
— Я предупреждал тебя, — отвечает он. — Решай сам, Тесей. Или ты все еще ребенок, или уже нет.
Будь он проклят и его аргументы в придачу.
— Я никогда не хотел, чтобы ты оказался здесь. Я лишь хотел сдержать обещание твоим родителям и уберечь тебя от опасности, но ты сын своего отца. Всегда лезешь на рожон. С дьявольским упорством двигаешься к своей гибели.
Его голос, почти граничащий с сентиментальностью, приятно ласкает слух. Он прав. Это было моим решением. Я всегда так поступал вплоть до того дня, когда впервые взял в руки атаме, когда мне стукнуло четырнадцать.
— Колин желает поговорить с тобой, — продолжает он, опуская руку Томасу на плечо, показывая, чтобы я отправлялся к нему один.
Вероятно, вторую руку он положил на плечо Кармел, если, конечно, он не возражает, если ее случайно откусят. В любом случае, он не оставит их одних, поэтому, на данный момент, мне не стоит о них беспокоиться.
Женщина ведет меня по коридору, затем вверх по лестнице, где нас уже дожидается Берк. Она первая женщина, которую мне довелось увидеть за последнее время, и оттого, что здесь могут находиться еще женщины, на душе становится легко, даже если эта дама и выглядит жутковато. Ее пепельные волосы подстрижены очень коротко; на вид можно дать около пятидесяти лет. Когда мы встретились с ней за пределами отведенной мне комнаты, она улыбнулась и кивнула мне с такой умелой недружелюбной вежливостью, какую можно встретить только в светском обществе матрон. Мы проходим мимо комнат с широко распахнутыми двустворчатыми дверями, и в каждой из них мой взгляд натыкается на пламя, полыхающее в камине. В одной из таких комнат, слева от меня, я замечаю группу людей, сидящих на полу в кругу. Когда мы проходим мимо них, они оборачиваются и сверлят меня взглядом. Я имею в виду, что они все до единого смотрят на меня. Вместе, словно единое целое.