— Ты говорила с Орденом о ритуале? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает Кармел. — Они обязательно поймут, что мы готовы. Не знаю, насколько хороша я в данном вопросе. На дополнительных уроках колдовства я была немного занята другим.
— Ведьма ты или нет, но у тебя есть кровь, — начинает говорить Гидеон. — И когда Орден подготовит к завтрашнему дню дверь-проход, это будет самым сильным заклинанием, которое кто-либо осуществлял, возможно, за последние пятьдесят лет. Каждому из нас придется заплатить, а не только Тесею и Джестин.
— Так ты все же идешь за ней, — в изумлении обращается ко мне Томас. — Я даже не рассчитывал на такой исход. Думал, что просто вытащишь ее оттуда. Сам останешься здесь, а мы пойдем вместо тебя.
Я улыбаюсь.
— Убери с лица этот виноватый взгляд. Труп пытался тобой полакомиться. Для тебя уже достаточно героизма.
От него не будет никакой пользы, хотя я и читаю это в его глазах. Он все еще надеется на лучшее.
Все взгляды устремляются на меня. В глазах замечаю страх, а не животворящий ужас. Нечего здесь больше оспаривать. Часть меня желает чмокнуть их в головы, обозвать леммингами или адреналиновыми наркоманами. Но не в этом дело. Никто из них по отдельности не сунулся бы сюда, если бы не я, поэтому не знаю, хорошо это или плохо. Все, что я чувствую, так это благодарность, и даже представить почти невозможно, что меньше года назад я был одинок.
Гидеон предлагает поспать, но никто из нас его не слушает. Большую часть ночи он провел, сидя в кресле с подголовником, беспокойно дремая, и все время просыпался, когда слишком громко потрескивал огонь в камине. Мы же лежим кто на диване, кто, свернувшись калачиком, в кресле, не покидая комнаты. Ночь прошла спокойно, но каждого из нас все еще тревожит головная боль. Кажется, я провалялся в отключке между тремя и четырьмя часами утра и почувствовал это, когда проснулся, не обращая внимания на угасший огонь в камине и туманную полоску света, тянувшуюся струей под потолком к окну.
— Давайте чем-нибудь подкрепимся, — предлагает Джестин. — Вчера я немного перенервничала. К тому же мне не по душе, что меня обескровят на пустой желудок, — она потягивается, долго треща суставами шеи. — Это кресло такое неудобное. Итак, отыщем кухню?
— Возможно, шеф-повар так рано не встает, — говорит Гидеон.
— Шеф-повар? — восклицает Кармел. — Это интересно. Я отыщу на кухне самую дорогую пищу, откушу один кусочек, а остальное выплюну на пол, затем разобью несколько тарелок.
— Кармел, — осаждает ее Томас.
Она умолкает, когда фокусирует на нем взгляд, и я догадываюсь, что он читает ее мысли.
— Не разбрасывайся хотя бы едой, — наконец, бормочет он, улыбаясь.
— Вы трое идите вперед, — проговаривает Гидеон, беря меня за руку. — А мы вскоре вас нагоним.
Они кивают и направляются к двери. Когда выходят в коридор, до меня доносится ворчание Кармел о том, как она ненавидит это место и надеется, что Анне удастся как-то взорвать его, как это получилось с ее домом в Викторианском стиле. Я улыбаюсь. Тут Гидеон прочищает горло.
— Так о чем ты хотел поговорить? — спрашиваю я.
— О том, что утаил от тебя Колин и с чем бы ты мог не считаться, — он пожимает плечами. — Возможно, это просто бесполезные догадки старика.
— Папа всегда прислушивался к твоим догадкам, — говорю я. — И, по-моему, ты всегда выручал его.
— Правильно, но до поры до времени, — продолжает тот.
Для меня нет ничего удивительного в том, что он до сих пор несет тяжкий груз ответственности за смерть моего отца, даже если это случилось не по его вине. Он будет чувствовать то же самое и по отношению ко мне, если я не вернусь. Возможно, Томас с Кармел разделят его мнение, но в этом не будет их вины.
— Речь пойдет об Анне, — внезапно заявляет он. — Я все тщательно взвесил.
— И? — спрашиваю я, когда тот не отвечает. — Да ладно тебе, Гидеон. Ты единственный, кто от меня все скрывает.
Он глубоко вдыхает, потирая пальцами лоб, и пытается решить, как или с какого места начать. Скорее всего, опять попросит меня не делать этого, и что она находится там, где ей место, а я, в свою очередь, отвечу отрицательно и попрошу не лезть не в свое дело.