Ее уголок рта изгибается:
— Ты не настоящий, — произносит она.
— И ты тоже, — отвечаю я.
Анна еще раз моргает и поворачивается в мою сторону. Как только я заглядываю ей в глаза, то замечаю всплеск паники, но, когда она прокладывает взглядом дорожку от моего живота до груди, в них плещется столько скептицизма и тихой надежды, что единственное, о чем могу думать, так это то, что она — моя девушка, моя девушка, моя девушка. Она останавливается взглядом на подбородке и поднимает руку, не достигая моей рубашки.
— Если ты не настоящий, — произносит она, начиная улыбаться, — тогда я очень сильно рассержусь.
— Анна, — я сую атаме в ножны, а затем в карман брюк, и стаскиваю ее с плиты, пока она меня крепко обнимает и сдавливает. Я опускаю ее голову себе на плечо и продолжаю так стоять. Мы не желаем выпускать друг друга из объятий.
У нее нет температуры. Это место живет по своим правилам, но я бы очень хотел ощутить ее холодную кожу, как было раньше. Но, полагаю, должен радоваться, что у нее по-прежнему руки правильной длины, без дополнительных стыков.
— Думаю, уже не важно, реален ты или нет, — говорит она, уткнувшись мне в плечо.
— Я настоящий, — шепчу я ей в волосы. — Ты же сказала, чтобы я пришел.
Она впивается пальцами мне в спину, натягивая ткань рубашки. В моих руках она дрожит, и первое, что приходит мне в голову, она заболела, но затем Анна отстраняется и смотрит на меня.
— Подожди, — проговаривает она. — Зачем ты здесь?
Она бесконтрольно осматривает меня, пока ее сжатые кулачки, словно камни, вонзаются мне в ребра. Она в панике. Наверное, думает, что я умер.
— Я не умер, — говорю я. — Правда.
Анна с моей помощью спускается со скалы, с подозрением склонив голову.
— Тогда как у тебя получилось? Живые здесь не могут находиться.
— На самом деле, здесь нас двое, — заявляю я, сжимая ее руку. — Я и еще одна раздражающая девушка, которую мы должны отыскать.
— Что? — улыбается Анна.
— Не имеет значения. Важно лишь то, что мы уходим.
Только я не знаю, как это сделать. Меня же не привязывали буквально за запястья или талию веревкой, чтобы вытащить отсюда, поэтому нужно найти Джестин.
Когда она проводит пальцами по моим плечам, в глазах что-то загорается, наверное, все еще ожидает, что я вот-вот исчезну.
— Не нужно было приходить сюда, — произносит она, словно отчитывая, но ничего не выходит.
— Ты же сама сказала, — отвечаю, — что не можешь здесь больше оставаться.
Она моргает:
— Разве? — спрашивает она. — Прямо сейчас это не выглядит такой уж плохой идеей.
Я чуть ли не смеюсь. Прямо сейчас это действительно неплохо. Когда ее не пытают огнем, порезами или связыванием бечевкой продавца, все кажется отличным.
— Кассио, ты должен вернуться, — шепчет Анна. — Он не отпустит меня.
Впиваясь взглядом в ее блестящие глаза, я отмечаю, что с ней сделало это место. Кажется, она как-то уменьшилась в размере. От моего присутствия на ее лице расцветает счастливая улыбка, хотя до сих пор и не может поверить, что у меня получится вытащить ее отсюда.
— Не в его власти это решать, — говорю.
— В его, — поправляет она меня. — Такова его воля.
Я стискиваю ее крепче. Она провела здесь около шести месяцев, ну и что? Время в этом месте, как такового, не существует. Даже если бы я пробыл здесь слишком долго. Мне кажется, что с Джестин я провел, прогуливаясь по этому лабиринту, около часа и такое же время без нее, но это не так. Далеко от правды.
— Как это произошло? — спрашиваю я. — Почему он стал избивать тебя?
Она отворачивается и одной рукой поправляет лямку белого платья. Второй решительно прикасается ко мне, но я в любом случае никогда бы не отпустил ее.
— Я сражалась снова и снова, но проиграла. Так продолжалось до бесконечности.
Рассеянным взглядом она устремляется через мое плечо, и мне интересно, что же она там видит. Если посмотрю туда, куда направлен ее взгляд, может, и не увижу того, что видит она.
Она заостряет внимание:
— Прометей на скале. Слышал об этой истории? Его покарали за то, что он подарил смертным огонь. Его привязали к скале, чтобы орлы могли выклевать ему печень и внутренности. Я всегда считала это ужасным наказанием. Он просто привыкал к боли, и орлам снова приходилось придумывать новые пытки. Но ты не он.