Незаметно вокруг нас снова вырос лес, зашумели листья и травы, остро запахли мокрые папоротники.
Южный приют лежал в низине около дороги. Тут не было никаких построек. Видимо, туристов размещали в палатках. Сейчас здесь оставался только большой шатер. Но убогий вид Южного приюта вполне искупался радушием его хозяев. Навстречу нам выскочил краснощекий, плотный мужчина с черными усами.
— Дорогие гости! — кричал он, протягивая к нам руки. — Добро пожаловать! Милости просим!
— Он наш знакомый? — спросила Марина.
— Нет. Наверное, он знакомый Жоры или Гиги, — ответила я.
Мы были приглашены внутрь шатра, где горел большой очаг. От нашей одежды тотчас пошел пар. Все разделись и стали сушить обувь и одежду у очага.
В шатер часто входила толстая старушка. Не обращая на нас внимания, она все время выносила из помещения какие-то вещи — маслобойку, корыто, ведра.
В шатер заглянул Костя, беседовавший с хозяином.
— Ну, все отлично! — сообщил он. — Южный приют сегодня снимается. Сейчас сюда придет машина забирать вещи. На этой машине мы доедем до Ажар, переночуем, а наутро автобусом прямо до Сухуми.
— Ох, как хорошо! — обрадовалась я. — У меня все косточки болят. Больше ни шагу не могу ступить!
— Снимаем приют, снимаем, — воодушевленно говорил мужчина с усиками. — Вам повезло, товарищи, завтра здесь уже ничего не будет.
— А вы нас отвезете в Ажары? — осторожно спросила Маринка, чтоб удостовериться в нашем полном благополучии.
— А как же! Разве можно гостей не отвезти? Вы будьте спокойны — отдыхайте, закусывайте. Скоро машина придет.
Это был очень энергичный мужчина. Он бегал на коротеньких ножках взад и вперед, стаскивал на лужайку какие-то жерди и бревна.
Настроение у нас улучшилось. Мы наварили манной каши. В обеде приняли участие все без исключения, к великому удовольствию Марины. Я со страхом ждала от Глеба Александровича выпадов против Гиги, но он ограничился тем, что проявлял рыцарское внимание к Ире — заботливо подавал ей хлеб, предложил свой стаканчик.
— Почему так долго нет машины? — томилась Маринка. — А вдруг она совсем не придет?
— Как можно? Что ты говоришь, барышня? — вмешался наш вездесущий хозяин. — Я уже сейчас этот шатер снимаю. Как может машина не прийти?
Мы забрали свои вещи и вышли на лужайку. Хозяин хлопотал около шатра.
— А ну, поможем, поможем, — приглашал он нас.
— А что ж, поможем, — согласился Костя. — Давайте же, друзья!
Жора распутал веревки, Костя вытаскивал шесты, на которые был натянут брезент, и скоро наше последнее прибежище осело на землю, как приземлившийся парашют.
— Дружно! Взяли! — кричал хозяин. — Туже, туже затягивай! — суетился он, пока свернутый брезентовый шатер не стал похож на большое веретено.
Потом он попросил ребят подтащить к дороге большие бревна. Маринка и я ловили в кустах удивительно голосистых и увертливых поросят. Толстая старушка, мамаша заведующего, связывала поросятам ножки и укладывала их в большую корзину.
— А они не задохнутся? — волновалась Маринка.
— Ничего, ничего, все будет хорошо, — благодушно отвечала женщина…
Машина пришла, когда уже стало смеркаться. Шофер, маленький, щуплый, с безразличным видом сел на пенек и сказал скучающим голосом:
— Грузите, что ли…
— Сейчас, дорогой, сию минуту, — заверил его заведующий.
Машину наши ребята грузили с полным знанием дела. Сперва положили большие круглые бревна, на них палатки и свернутый шатер. По углам рассовали большие бочки. Затем наступил черед всякой хозяйственной утвари. Тут были лохань, ведра, бидоны, клетка с курами. Между вещами заведующий старательно заложил не менее двух кубометров напиленных дров.
На этом этапе укладки у меня возникли первые сомнения. Я остановила Костю, который тащил в машину какую-то корягу:
— Костя, а мы поместимся?
— Не беспокойся. Ты не знаешь этих машин. Всегда кажется, что совсем уже нет места, а потом все размещается.
В кустах оказались складные кровати, погрузили и их. Особенно старалась мамаша. Она тащила невыделанные овечьи и телячьи шкуры, узлы, мешки.
— Ну, — сказала я Ирочке и Марине, — вы, может быть, тут как-нибудь и поместитесь, а я определенно нет.
Наконец на самую верхушку водрузили корзину с поросятами и уложили огромную связанную свинью. Рядом со свиньей уселась мамаша, держа в объятиях большую керосиновую лампу. Хозяин поднял борт машины, укрепил его крючьями и, улыбаясь, направился к кабине. Неразговорчивый шофер докурил папиросу, плюнул и не торопясь пошел на свое место.