— Кто меня уважает, пусть выпьет за Вануи! — требовал трогательный в своем постоянстве баритон.
Рузанна была рада, когда ушли Зоя и Рубик.
— Нет, они, может, даже хорошие ребята, но сегодня были определенно не к месту, — не преминула заметить Зоя.
Хорошо, что она больше ничего не сказала и ни о чем не спросила.
— Нет, почему же, культурные молодые люди… Зашли поздравить… Нам очень приятно… — неуверенно говорил отец, помогая Зое надеть пальто.
Он тоже старался не встречаться с Рузанной глазами.
Что произошло? За весь вечер она не сказала Гранту ни слова. Но осуществить то, что она задумала, было уже невозможно.
И когда у всей компании возникла мысль пойти прогуляться в горный парк, он ушел вместе со всеми, гость, ничем не связанный с ее домом.
Осталось много грязной посуды, залитая вином скатерть, папиросный дым в комнатах.
Мама принялась за уборку. Рузанна приносила в кухню тарелки. Потом молча они стали мыть посуду.
Пришел отец и, ни на кого не глядя, сказал:
— Хороший все же был вечер, правда?
Грант опять не звонил и не приходил. Но, пожалуй, это было к лучшему. Он ни в чем не провинился, ничем Рузанну не обидел. Он не знал о ее планах и не мог отвечать за то, что они не осуществились. Но впервые у нее возникло по отношению к Гранту чувство, похожее на раздражение. Было неприятно вспоминать его улыбку, когда он сидел за столом — веселый, одинаково ласковый и приветливый со всеми.
И попадись он ей на глаза в ближайшие дни, Рузанна, вероятно, сказала бы ему что-нибудь незаслуженно резкое.
В отделе было много работы. Чертежи нового универмага «Детский мир» висели в кабинете Тосуняна. Енок Макарович хотел добиться наибольшего удобства во внутренней планировке здания. По его распоряжению Рузанна подготавливала совещание товароведов и руководителей торгующих организаций. Один из молодых архитекторов сделал макет универмага. У мастера не было подходящего материала, чтобы передать золотисто-кремовый, «лунный» оттенок туфа, который предназначался для новостройки. Но даже желтенький пластмассовый макет передавал впечатление легкости и стройности будущего здания.
Оно уже родилось в чертежах и в расчетах. Для него тесали туфовые плиты, готовили цемент, варили металл, и старый дом дяди Басяна, отслужив свою службу, уступал ему место на земле.
Ковш экскаватора опускался на стены, сложенные из камня и глины. Стены рушились, взметая столбы пыли.
Каждый день, возвращаясь с работы, Рузанна замедляла шаги у квартала, где, подпирая друг друга, лепились маленькие домики. В городе строили много. Люди привыкли к работе машин. И все же у экскаватора всегда крутились ребятишки, толпились любопытные. Рузанне тоже нравилось смотреть, как неуклюжая железная пригоршня захватывает полутонный груз и опускает его в кузов грузовика-самосвала.
— Хоть поглядеть, а то ведь и не вспомнишь, что было, — сказала ей как-то остановившаяся рядом женщина. — Верите, я на этой улице родилась, и замуж вышла, и бабушкой уже стала, а какая она была раньше — ну, не могу вспомнить. Глаза закрою, задумаюсь — тогда еще что-то вижу. Плохое мы скоро забываем…
Да, плохое забывалось быстро. И ведь Рузанне даже нечего было забывать. А Грант все не приходил. Она думала: не заболел ли? Но являлся Баблоев и докладывал:
— Кончаем. Кухню уже оборудовали. Завтра получаю стулья.
— А картина? — опрашивала Зоя.
— Триумф обеспечен, — обещал Баблоев.
Он теперь разговаривал в особой манере:
— Композиция ваша в общем правильна, но в ракурсах допущена неточность…
Уборщице, разносящей чай, заявил:
— Такая светлая цветовая гамма чая для меня абсолютно неприемлема, — и гордо поглядел вокруг.
Грант был здоров, и ожидание, которое раньше вносило интерес и остроту в жизнь Рузанны, становилось теперь утомительным и ненужным. Внутренне ожесточаясь, Рузанна думала: «Значит, нет у него потребности видеть меня!» Она перестала ждать телефонных звонков, брала трубку спокойно, твердо зная — Грант не позвонит.
Он и не позвонил. И Арамаис Зейтунян был послом не от него. Дверь в кабинет приотворилась бесшумно — ровно настолько, чтобы тоненький, как ящерица, Армося просунулся в щель.
— Новые новости, — сказала Зоя. — Кого это вам надо?
Он не удостоил Зою ответом.
— Это ко мне, — объяснила Рузанна.
И впервые в этот день увидела, как широкой плотной полосой падает в окна солнечный свет и как по-весеннему блестят голубые оконные стекла.
Мальчик молча подошел к столу, расстегнул пальто, потом клапан нагрудного кармана и положил перед Рузанной сложенную, как аптекарский порошок, записку.