Лиза усмехнулась:
— Отчего же из-за меня одной все рассыплется? Вон Наташа идет… И доктор… И Катенька…
— Это все не то! — брякнул Толя.
Наташа деланно громко засмеялась.
— Спасибо! — поклонилась я.
Толя покраснел и стал что-то лепетать, но в это время у нашей террасы появилась Клавдия Андреевна. Я повела ее в комнату, где Зоя Глебовна тотчас захлопотала, предлагая гостье чай.
— Я к вам по делу, — сообщила гостья, — у меня беда — часы стали.
— Ах, что вы! — воскликнула Зоя Глебовна. — Ваши замечательные часы!
В просторных сенях Клавдии Андреевны стояли старинные часы, заключенные в высокий деревянный футляр. У них был красивый, мелодичный звон.
— Стали, — подтвердила Клавдия Андреевна. — А куда я их повезу? Я и подумала — Боря Пудалов десятилетку кончил, на тракторе работает. Решила — доверюсь.
В соседней комнате явно прислушивались к разговору. Катя крикнула: «Ага, ага!» И сразу затихла.
Вызвали Бориса. Как всегда, разговаривая со старшими, он краснел и подыскивал слова.
— Ну, часы… Это же дело тонкое…
— Нет, дружок, — строго проговорила Клавдия Андреевна, — уж не хочешь потрудиться — прямо скажи. Не ты ли у Ведерниковых сепаратор починил? А уж до моих часов дошло, так и смекалки не хватает?
Боря окончательно смутился и оглянулся, словно призывая подкрепление. Подкрепление пришло в лице Толи.
— Че-че, часы? — спросил он. — Толково! И не более как. Надуемся и освоим!
На этот раз глупые слова меня почему-то не рассердили. Курносое, сероглазое лицо Толи было озарено живым интересам. Я поняла, что ему доставит огромное удовольствие возможность покопаться во внутренностях редких часов. Но это же поняла и Клавдия Андреевна.
— Я человек рискованный, но до каких-то границ, — заявила она. — Разбирать часы я, может быть, и не позволю. Осмотрите механизм, и если уясните неисправность, тогда поговорим.
Натягивая боты, она долго еще доказывала Зое Глебовне, что риск, конечно, благородное дело, но до известной степени. А Лиза сказала после ее ухода:
— Мальчики, не теряйте зря силы. Эти часы вам не починить.
— Че-че? — сощурив глаза, протянул Толя. И, не выдержав, заговорил, торопясь и сбиваясь: — Думаешь, не приходилось? Мы спецзаказ выполняли, так там в числе прочего были хронометры. Знаешь, какой точности инструмент? Уж будьте споки — запищат в наших руках эти часики. Айда, Борька!
Ему не терпелось. Наташа кинулась к вешалке за своим голубым плащом.
— У нас на столе хорошо будет, Толя, да? Стол под самой лампочкой…
Толя втолковывал Борису:
— Если колесо — это пустяки. Вот триб или пружина — это посложнее. Да ну, ладно, чего раньше времени гадать. Поглядим!
— У некоторых людей, видно, совсем нет самолюбия, — ни к кому не обращаясь, сказала Лиза, — а у меня есть. И в тот дом, откуда нас выгнали, я больше не войду.
Наташа испуганно посмотрела на ребят. Но они пропустили мимо ушей это высказывание.
— А я пойду, — ныла Катя, — еще не поздно, мама, еще светло…
Она постоянно лезла в компанию старших. Но на этот раз ее не поддержала даже добрая Наташа. Я сделала страшные глаза. И Катя, ворча про себя: «Вот всегда так, всегда» — надулась и села в угол с книгой.
Воскресное утро пришло ярко-зеленое, омытое росой. Перед самым домом на пеньке вылезло семейство опят. У дорожек из травы выглядывали колонии поганок. Все это означало, что в лесу грибов видимо-невидимо.
— С чего это мы будем сидеть дома? — решили мы с Катей. — Позовем Наташу да отправимся в лес.
Катя захлопотала, разыскивая в сарае корзину, я резала хлеб и готовила бутерброды. А Зоя Глебовна толковала с косарем, который явился с самого утра.
— Это я даже не понимаю, — говорила она, — какие-то у вас необоснованные претензии. Как же в прошлом году… ведь были определенные условия…
— Год на год не приходится, — отвечал Иван Петрович. — Да я скосить не отказываюсь. Вхожу в положение. Только деньги платить — это уж нет!
— Ну, а сколько же все-таки? — допытывалась Зоя Глебовна.
Из чулана с корзинкой в руках вышла Лиза. Она неторопливо поднялась на крыльцо и улыбнулась матери:
— У тебя, кажется, опять молоко убежало.
Зоя Глебовна бросилась на кухню.
— Можете косить, — с той же улыбкой обратилась Лиза к человеку в сапогах. — Давайте мне восемьдесят рублей — и косите. А не то Матвей скосит.
— Это какой же Матвей, зареченский, что ли? — недоверчиво спросил Иван Петрович.
Он еще потоптался у крыльца, попросил спичку прикурить, удостоил вниманием наши сборы.