Выбрать главу

Время от времени в замочной скважине появлялась записка:

«Тов. Шеремилова на прием к врачу…»

Когда Ксения возвращалась после лечебных процедур, все уже было убрано, домашние туфли спрятаны в тумбочку, дверь на балкон открыта и прославленный воздух курорта заполнял комнату.

И, городская жительница, немало повидавшая за свои тридцать шесть лет, Ксения всему удивлялась и радовалась.

А семнадцатилетняя Паша из далекого колхозного села ничему не удивлялась.

Получив путевку на лечение и впервые в жизни сев в поезд, она так подготовила себя к чудесам, что появись в графине с водой золотая рыбка и заговори она человечьим голосом, Паша приняла бы это как должное.

Ее спрашивали:

— Нравится тебе здесь?

Она отвечала:

— А чего ж нет…

— А осталась бы ты здесь совсем?

— Нельзя. Другим завидно будет…

Ксения Михайловна жила в своей комнате уже дня два, когда к ней поселили эту Пашу. Вечером вошла очень худенькая и очень бледная девушка в бумазейном, много раз стиранном платьице и высоких сапогах. Она положила на стул набитую плетенку и поклонилась:

— Здравствуйте!

На минуту Ксении стало грустно, что кончилось ее безраздельное владение этой комнатой. Кончилось ощущение свободы поступков, движений и даже мыслей человека, которому не надо считаться с соседом. После шума фабрики и сложных взаимоотношений с жильцами коммунальной квартиры так отрадно было пожить одной.

Конечно, она ничем не выразила своего настроения. Улыбнулась, назвала себя, выполнила все, что полагалось для такого случай.

Паша подошла к стеклянной двери, выходящей на балкон, распустила тесемочку, связывающую тоненькие светлые косицы, провела круглым гребешком по волосам и, улыбнувшись, вдруг сказала:

— Вот, я вижу, не понравилась я тебе. Ну, это ничего. Ты не бойся, мы с тобой еще так хорошо заживем…

И тут же деловито осведомилась:

— Тыквушные семечки уважаешь? Я привезла…

Паша освоилась быстро. Дня через два у нее уже было множество знакомых среди отдыхающих и сотрудников санатория. Это она показала Ксении грузного человека с умным и озорным лицом. Несмотря на свой солидный вес, он мастерски играл в настольный теннис, легко отражая самые каверзные мячи.

— Наш директор, — пояснила Паша. — Профессор, что ль. Самый главный. Если тебе что надо — прямо к нему. Однако тут один парень денег на обратную дорогу просил, так не дал. Злой, черт!

О своей болезни Паша рассказывала так:

— Вот работаю на поле, сено, к примеру, сгребаю — и вроде все ничего; а то вдруг, скажи, ослабну, обмякну и пальчиком не пошевелю. Прямо где стояла, там и лягу. Докторша у нас определила, что это от сердечной болезни. Я и кинулась к председателю нашему. Где это видано, чтоб молодой, здоровый человек от сердечной болезни умирал? Немножко, конечно, покричала, а тогда он поехал в центр и привез мне путевку. Теперь небось поправлюсь, отработаю колхозу…

Иногда она удивляла и забавляла Ксению своими рассуждениями:

— Я как посмотрю — в городе женщинам куда труднее. Вот ты, Ксения Михайловна, такая из себя красивенькая, самостоятельная, а никто тебя замуж не берет. А у нас хоть самую завалящую — обязательно просватают. Была б ты наша, деревенская, любой мужик тебя взял бы. Да еще с каким удовольствием!

Ксения смеялась:

— Поехать, что ли, в твою деревню!

Но бесхитростные слова Паши чем-то задевали.

Ее брак, по первой, полудетской любви, был очень короткий. Мальчик, с которым она училась в школе, пришел в один из трудных военных дней и сказал: «Меня направляют в военное училище. Через несколько месяцев пойду на фронт. Ты любишь меня?»

Они стали мужем и женой за день до его отъезда. Потом он приезжал раза два, то после ранения, то в короткий отпуск. В каждый приезд он был другой — возмужавший, переменившийся, — и к нему приходилось привыкать заново. Война шла к концу. На подступах к Берлину он погиб.

С тех пор Ксения одна.

Подруги ей говорили: «Молодая, красивая, инженер… Чего тебе еще надо? Стоит только захотеть…»

Но у подруг были семьи, росли дети, а Ксения возвращалась в тихую комнату. Чашка, которую она утром оставила на столе, так и стояла, белый шерстяной платок валялся там, где она его бросила. И было грустно.

Работу свою она любила.

Над всей улицей, где стояла фабрика, реял запах ванили и жженого сахара.

Этот запах встречал Ксению каждое утро и заставлял прибавлять шаг.