Сестра стала нервничать:
— Я ведь не знаю всех в лицо. Вас триста человек. Пройдите к врачу, если хотите.
Тогда стоявший рядом с Ксенией человек опросил с нескрываемой враждебностью:
— Неужели вы так уж дорожите этой ванной? Ведь девушку отчислят из санатория, если вы пожалуетесь.
Ксения растерянно возразила:
— Дело не в ванне…
— Ну да, спасительный священный принцип, — усмехнулся он.
Резко отвернувшись, Ксения заговорила, обращаясь только к сестре:
— У Паши Федюниной порок сердца. Ей нарзанные ванны запрещены.
Сестра вскочила:
— Сейчас я посмотрю…
Но в это время, стуча сапогами по мраморному мозаичному полу, появилась Паша. Лицо ее сияло.
— Ну, спытала я нарзановую. Против жемчужной не тянет. Куда! Здесь пузырьки махонькие, а там аж как вишня на тело садятся. Держи-ка свою книжку. Не серчай на меня.
Ксения потащила ее к выходу.
— Ты просто глупая! Теперь целый день будешь лежать.
Сестра, довольная, что происшествие не дошло до начальства, скороговоркой вызывала:
— Николаев Сергей Петрович, восьмая кабина, возьмите жетон.
Ксения на миг обернулась. Только сейчас она вспомнила: это ведь Николаев показал ей сову.
К концу обеда он подошел к ее столику:
— Мне нужно извиниться перед вами. Я был неправ.
Ксения с интересом смотрела на него. Он повторил:
— Я ошибся. Простите. Знаете, есть люди, которые ни за что не позволят ущемить свое право на ванну, на конфету, на место в трамвае. Это отвратительно.
— Ну да, конечно, — подтвердила Ксения, — то ли дело совы. Они умные, полезные, симпатичные.
Сергей Петрович вспомнил:
— Верно! Ведь тогда были вы…
— Нет. Тогда была сова. Я оказалась только свидетельницей вашего романа.
После обеда они гуляли вдвоем, и на другой день они гуляли вдвоем, сидели рядом в кино, ходили вместе в город.
Соседки Николаева по столику в столовой удивлялись:
— И когда это он успел… Такой тихий был… Слова из него не выжмешь…
А Сергей Петрович рассказывал Ксении, как он ездил в Африку покупать обезьян для зоопарка и вождь одного племени обязательно хотел в виде дополнительной нагрузки продать ему девушку или на худой конец двух мальчишек.
Чуть улыбаясь, Николаев представлял в лицах, как ему пришлось бы проводить эту покупку в бухгалтерии зоопарка, что сказал бы местком, как реагировала бы общественность.
Улыбка совершенно меняла его строгое лицо. Оно становилось добрым и открытым.
Ученый зоолог, он много ездил по свету и умел рассказывать.
На прогулках за ним неотступно ходили большие псы, которых он безнаказанно гладил, трепал, хватал за морды, опрокидывал на снег.
Сутулый, неприметный, на висках седина. Ксения думала: «С ним приятно, потому что он умный, тактичный, много знает. А как мужчина он понравиться не может».
Но каждый день, затягивая обед, ждала, что Сергей Петрович подойдет к ее столику и спросит: «Вы не возражаете против совместной прогулки?»
Они сворачивали с обычного маршрута, уходили по узкой тропе туда, где подымались покатые серые глыбы гор, изрытые пещерами.
Ксения заглядывала ему в лицо.
— Не пойму — сердитые у вас глаза или грустные?
— Разве? Это обманчиво. Мало людей, которые так, как я, радуются жизни. Дважды я тонул. Раз меня чуть зверь не задрал. Потом ранение под Ельней, ранение под Сталинградом, под Варшавой. Надо пройти через это, чтобы понять, какое счастье — жизнь!
Ксения запротестовала:
— Вот уж нет! Я не тонула, меня не убивали. И все же…
— Вы — сама жизнь! — перебил ее Николаев.
Ксения вспоминала эти слова и улыбалась. Паша смотрела на нее искоса. Вечером промолчала, заговорила только рано утром, когда обе они еще лежали.
— Я тебя вчера печалить не захотела. Но ты, Ксенечка, никому не верь. Они здесь все холостые. А дома небось у каждого жена.
— Да ну? У кого же, например?
— Будто не догадываешься? У твоего ухажера. Женатый он. Это я точно вызнала.
— Пашенька, все известно. И я его отбивать у жены не собираюсь. Поняла?
— Ври-ка! Если уж знаешь, стало быть собираешься. Как же еще отбивают-то?
Ксения не думала о том — женат Николаев, неженат? Если б она его полюбила, то, наверное, боролась бы за свое счастье. А полюбить было легко.
Она поняла это, когда днем, в библиотеке, не ожидая встретить здесь в часы процедур Сергея Петровича, вдруг увидела его темную с проседью голову. Он читал, и Ксения, делая вид, что выбирает книгу, долго смотрела на сухощавую руку с длинными пальцами, на прямые сдвинутые брови, на морщинки лба.