— Я ее самое замуж бы выдала, — шепнула подругам Софик.
— К столу, дорогие, к столу! — скомандовала хозяйка.
Джемма молча потянула подруг за руки.
За длинным, блестящим от сияния хрусталя столом уже сидели гости. На месте тамады — директор завода Григорий Александрович Толоян. Дальше сослуживцы Варвары Товмасовны, родственники. Другая половина стола была отведена молодежи. Напротив тамады усадили молодых, а девушек, как они ни противились, Варвара Товмасовна разделила и разместила среди товарищей жениха.
— Что здесь происходит? — с деланным недоумением спрашивал Григорий Александрович. — Я ничего не понимаю. Для чего нас сюда позвали, что у нас торгуют, кого забирают? Еще неизвестно — согласимся мы или нет…
— Молчи, молчи! — гремел ему в ответ полный красивый человек, один из бесчисленных родственников Кима — дядя Степан. — Молчи, — кричал он, озорно подмигивая, — недоглядел, проворонил лучшее яблоко из своего сада. О чем теперь говоришь?
— А кому мы это яблоко отдали? — не сдавался Григорий Александрович. — Нет! На нас одним глазом не смотрите! Мы на мокрое место не сядем! Мы это яблоко не на сторону отдали — своему человеку, со своего завода! Как было нашим — так нашим и осталось!
Все это относилось к Джемме. Директор, которого она до сих пор видела только издали, на собраниях, говорил о ней. Этот стол был накрыт в ее честь, эта нарядная женщина, которую все так уважали, звала ее дочкой… А главное, о чем Джемма даже забывала в сутолоке дней, было то, что она теперь замужем и у нее есть муж.
Когда-то она над ним смеялась, как все девушки. Она тоже называла его «инженер-дитя» и повторяла вслед за Софик, что у него даже со спины видно, как щеки торчат. Но это было неправдой. Девушки над всем смеются. Софик смеется и над Арто, хотя сама в него влюблена. А Ким красивее, чем Арто. И щеки у него не торчат, и волосы кудрявые.
Джемма тихо тронула мужа за рукав. Ким взглянул на нее и улыбнулся.
Хлопали в ладоши люди за столом, звенели бокалы.
Старая мастерица Санам сказала, вытирая слезы:
— Хороша ли, плоха — вот она вся перед вами. Сирота, никого за спиной нет. Если уж теперь она ваша — ей перед вами отвечать, вам за нее отвечать.
Но лучше всех говорила Варвара Товмасовна — свекровь Джеммы. Она встала между молодыми, охватив их обоих за плечи раскинутыми руками.
— Я не хочу другой дочери, чем та, которую выбрало сердце моего сына…
Голос Варвары Товмасовны, проникновенный, взволнованный, растрогал всех. Женщины вытирали слезы.
— Молодые люди нашли друг друга, полюбили и вот я счастлива их счастьем. Говорят, мать не может быть беспристрастной. Но я горжусь своим сыном не как мать, а как человек. И сейчас, на пороге новой жизни, я повторю ему: будь честным, будь принципиальным, будь мужественным…
Варвара Товмасовна переждала, пока стихли аплодисменты.
— В старину свекровь, проверяя невестку, заставляла ее подметать пол, готовить обед. Мне это ненужно. От моей Джеммы я потребую только одного: чтоб она была полезным членом нашего общества.
Трудно было сказать лучше и красивее. И снова все хлопали и кричали «ура». А кричать «горько» Варвара Товмасовна запретила:
— Мещанству нет места в нашем доме.
Зато все смеялись, когда Варвара Товмасовна расцеловалась с директором Толояном.
— Спасибо тебе за хорошую дочку, спасибо вам всем, — благодарила она заводских.
Что и говорить, свадьба получилась прекрасная и все остались довольны. Все, кроме Софик.
— Что за веселье, — заявила она, — речь, речь, речь… Как будто на собрании сидели. Даже не потанцевали вволю.
А кто ей мешал танцевать? Товарищи Кима играли и на пианино, и на таре. Сын дяди Степана Рубик бил в большой медный поднос, как в бубен.
Сама Варвара Товмасовна танцевала — плыла, сдвинув брови, округляя руки.
Плясал дядя Степан, лихо перебирая ногами.
Гости хлопали — таш, таш, таш…
Нет, конечно это была веселая свадьба!
Уже на рассвете в своей комнате Джемма сказала мужу:
— А мама лучше всех. И красивая, и умная.
Ей было неловко и радостно произносить слово «мама». Она каждый раз чуть запиналась, выговаривая его.
— Мама у меня действительно мировая, — подтвердил Ким, развязывая у зеркала галстук.
— А как мама с товарищем Толояном поцеловалась! — счастливо рассмеялась Джемма.
— Ну и что! — пожал плечами Ким. — Он не чужой человек. Тоже дядей мне доводится.
Через год у Джеммы родился сын. Джемме хотелось назвать мальчика Игорем. Ей нравилось это имя, оно было как будто из сказки, из незнакомой жизни.