При таких обстоятельствах беспокоить семью дяди Степана было неловко. Но из квартиры Варвары Товмасовны, которая всегда все слышала, раздался властный голос:
— Нечего церемониться. Раз вам нужно — звони. За счастье сочтут.
В самом деле, ведь не могла Джемма бежать ночью через весь город! А Сергей не сомневался, что она приедет. Он и не просил прийти, а коротко сказал: «Приезжай».
Краснея у телефона, Джемма позвонила Рубику. Хорошо еще домашние не знали, что она не имеет никакого отношения к этому больному.
Ночью стоять одной на улице было страшновато. Джемма прислушивалась, не идет ли машина, и злилась на Сергея.
Рубик подкатил «Победу» к парадному и в ответ на робкие извинения сказал с достоинством:
— Мы для своих родственников на все готовы. Хорошо, если бы некоторые получше это знали.
В машине злость на Сергея прошла. Джемма снисходительно подумала: «Наверное, растерялся, струсил».
Освещенные желтым светом окна в маленьком покосившемся черном доме уже вызывали тревогу. Во дворике сидели две сгорбленные старухи. В разворошенной, неприглядной комнате металась женщина, неподвижно сидел у стола человек с дрожащим лицом.
Только Сергей был удивительно собран и спокоен. Женщина бросилась к Джемме, как будто она принесла спасение.
— Что надо? Что надо делать? — свистящим шепотом спрашивала мать.
Сергей быстро разобрал ампулы и наполнил шприц. На тахте под сбитыми простынями лежал обессиленный ребенок с черными провалами у глаз и носа.
Джемме хотелось скорее уйти, убежать из этой душной, охваченной горем комнаты. Для чего она здесь? Ведь видел же Сергей, что спасти мальчика нельзя!
Только уловив последний вздох и закрыв усопшему глаза, Сергей опустил руки. Пронзительно крикнула женщина, раздались глухие рыдания отца, в комнату, причитая, вползли старухи.
Джемму пугало чужое горе. Она с раздражением думала о том, что незачем было Сергею подвергать ее, да и себя такому тяжкому испытанию. И вместе с тем именно в эту минуту Сергей показался ей удивительным, ни на кого не похожим.
Они до утра ходили по городу Сергей просил:
— Побудь со мной…
С той ночи они стали искать друг друга в клиниках, в институте, в библиотеке. По вечерам, оглядываясь, боясь, что ее увидят, Джемма уходила с Сергеем на окраину города — к мосту через реку Зангу. Им хотелось быть вместе каждый день, каждый час, всегда.
Раньше, бывало, Сергей приходил запросто заниматься домой к Джемме. Сейчас он перестал бывать у Марутянов.
— Я и тебя оттуда вытащу!
— А Ваганчик? — тихо напоминала Джемма.
— Ребенок — это тоже ты.
Иногда они отправлялись к старой и самой близкой подруге Джеммы. Пополневшая, будто выросшая, Софик была теперь старшей мастерицей цеха, членом бюро парткома. Но в остальном она нисколько не изменилась. Недосягаемый Арто уже был ее мужем, а в новой пустоватой квартире бегали, ползали и шумели трое черных, как жуки, ребят.
Счастье, что по вечерам дети рано засыпали.
Софик угощала гостей чаем и пирогами собственноручного производства. Она ими очень гордилась, хотя Джемма объявляла их несъедобными.
Софик не обижалась:
— Ну да, у вас, конечно, зефиры-пломбиры. А мои ребята все, что помягче камня, сжуют и спасибо скажут.
От подруги у Джеммы секретов не было. Но Софик являлась сторонницей решительных мер. Тряхнув головой — эта привычка у нее осталась, — она требовала:
— Надо скорей кончать. Забирай сына и уходи. Я тут большой трагедии не вижу.
Джемма горько усмехалась. Разве это так просто? Какой удар будет для Варвары Товмасовны! А Ким, который ее так любит!
— Ну и сиди тогда с ними, — сердилась Софик. — Ким ее любит! Не бойся, ничего с ним не сделается. Он уже налево-направо глазами косит.
Софик плохо относилась к Киму. А ведь не легко сломать налаженную, спокойную жизнь.
— Просто ты меня не так уж крепко любишь, — говорил Сергей.
Нет! Джемма его любила. Она любила его за то, что не все в нем понимала, за то, что могла ему удивляться, за то, что чувствовала в нем силу, которой не было в ее душе.
Наконец они договорились. После экзаменов в день окончания института Джемма уйдет из дому и они отправятся в любое место, куда назначат молодых врачей.
Было начало лета. Под ногами клубился тополевый пух, на перекрестках продавали мелкие розы, связанные в тугие пучки и обложенные душистыми, прохладными листьями сусанбара.
В один из вечеров Ким вырвал из рук жены шляпу и швырнул на пол.