— Вот как.
Мира кивает, всё так же глядя в окно. Верхушки домов бледнеют, облака куда-то несутся, как в фильме, а ногам тепло, и плечам тепло, и грудь поднимается высоко.
— Пальмира. Закрой глаза и не подсматривай, пока я не скажу.
Девушка послушно зажмуривается и для убедительности закрывает глаза ладонями. Майя возится где-то неподалёку, раздаётся тихий стук — такой стук может быть только…
— Открывай!
Мира поворачивается и застывает:
— У тебя тут и гитара есть!
Гитара совсем небольшая, тёплого голубого оттенка, почти бирюзовая, как море в солнечный день, если прикрыть глаза и смотреть на него сквозь ресницы.
— У тебя,— поправляет Майя.— Это подарок. Я хочу, чтобы ты на ней сыграла.
— Подарок? Мне сейчас трудно дышать будет,— признаётся Мира. Она не решается взять гитару; она делает шаг вперёд и крепко прижимает к себе девушку, уткнувшись ей в шею носом. Аромат всё-таки от её кожи, думает она.
— Опять ты плачешь, ну что такое… У меня сейчас футболка будет мокрой,— жалуется Майя.— Давай-ка возьмём гитару и вино, заберёмся на крышу. Обещаю, там будет красиво.
Тихий звук струн в предрассветном воздухе совсем не такой, как дождливой ночью или в тесной комнате. Звук разлетается маленькими звенящими искрами из-под пальцев Пальмиры; она тихо перебирает струны, пробует мелодии на ощупь, на вкус, придаёт им аромат цветков магнолии и жасмина. Колючие клетчатые покрывала положили прямо на влажную крышу — поднялись бегом, босиком на четвёртый этаж, по лесенке забрались вверх, вдыхая огромный чистый воздух. В тонких футболках мурашки везде, и от бережных нот горстями тоже мурашки у обеих — Мира устроилась поудобнее, Майя перед нею на коленях. От гулких волнующих нот к чистым и высоким серебристым звукам, от плавных тихих волн к набегающим волнам морским, и в паузе Мира берёт из рук девушки бокал, делает глоток вишнёвого вина, смотрит на влажную полоску вишнёвого неба на восточной стороне и снова играет, не в силах отпустить гитару. Задумчивые риффы соскальзывают с крыши и плывут по улицам просыпающегося города, а слова сплетаются с тёплым ветром.
Её голос чистый, как берег реки после дождя, где не остаётся печалей. Тембр голоса и тембр струн заодно, а Майя, замерев, погружается в звучание и не отрывает огромных глаз от девушки. Отблески светлеющего неба делают её глаза ещё более синими, совсем неправдоподобными, но такими сияющими, что Пальмира гладит струны, нежно касается, прикрывая веки, отпускает голос на волю — ему есть где кружиться и окутывать собой, с ветром вместе, с тихим звоном.
Когда она раскрывает глаза, Майя, уютно свернувшись, лежит рядом, и на лице её такое умиротворение, что Мира, дотянувшись, проводит ладонью по её волосам, расправляя их — как обычно, спутанные и непослушные. Майя улыбается и одними губами произносит: «Спасибо». Начинают петь птицы где-то внизу, в ветвях.
— Видишь оставшуюся звезду?
Мира кивает. Звезда акварельным пятнышком растворяется в светлеющем небе.
— Я бы хотела там оказаться,— голос Майи сейчас особенно шероховатый и далёкий, и Мира прижимает ладонь к груди.
— Не удивлюсь, если ты оттуда как раз. Ты космическая.
Майя садится и расправляет ей прядки волос на висках.
— Ты для меня столько делаешь,— задумчиво говорит Мира, поставив гитару рядом и прижавшись щекой к грифу,— как мне тебя отблагодарить?
— Ты играешь для меня одной. Мне больше ничего не нужно. Мне приятна мелодия, это даёт силы. Я питаюсь мелодиями.
— Опять ты не можешь говорить серьёзно… То ты ведьмочка на метле, то богиня доброты, а теперь питаешься музыкой. Девушка с далёкой звезды?
— А если я всё это говорю серьёзно? — улыбается та.
— Вот что,— вспоминает Мира,— наша одежда наверняка уже высохла.
Майя понимает её без слов; в комнатке внизу они переодеваются в тёплую сухую одежду — обогреватель за ночь постарался на славу. Натягивают кроссовки, и Мира не может расстаться с гитарой, ей всё время хочется коснуться струн; «Обязательно бери её с собой», и глаза Миры сияют благодарно. По шаткой пожарной лестнице спускаются в город, который уже оживает, напевает что-то себе, шумит поливальными машинами — ночной дождь своим чередом, а поливальные машины по расписанию — Майя подбегает к ним, а когда струи воды орошают её, взвизгивает и отбегает — Мира смеётся: она бы тоже не прочь, но гитару прижимает к себе, жаль будет намочить.
Город маслянисто пахнет мокрой листвой и опавшими веточками под ногами; шаги на пустых голубых улицах отдаются, как в кино.
Поймав гулкое звучание старых водосточных труб, Мира играет в тон, оплетает духовые серебристой паутинкой мелодии, и Майя, обняв её сзади за плечи, зарывается носом в волосы и говорит своим невозможно тёплым голосом:
— Как ты меня наполняешь этой музыкой.
— Уху щекотно,— ёжится Мира, но улыбается и снова играет.
Они обе бросаются к ранней бабушке, растерявшей все свои яблоки из порвавшегося пакета, помогают собрать — в ближайшем круглосуточном магазине Майя скупает все пакеты; посадив бабушку на утренний троллейбус, ещё не до конца проснувшийся, обе ворчат: «И не спится в такую рань!»
А потом смотрят друг на дружку и смеются. Устроившись по-турецки на ступенях какого-то закрытого торгового центра, поют вместе на французском под тихую гитару Пальмиры; идут тенистыми улицами, находят птенца, мокрого и сердитого, и относят его на ближайший газон — ему ещё учиться летать, а на асфальте приземляться жёстко, и он удивлённо осматривается и отряхивается. Вороватый кот где-то тенью проскользнул в подворотню, и девушек охватывает беспокойство за птенца, но кот спешит по своим делам.
На набережной нежные краски всюду, и цветы ещё мокрые, блестят в утренних лучах. Вода стала выше, плещется по ступенькам, ноги в каплях брызг, и через десять минут девушки согреваются карамельным кофе. Сонная продавщица в кофейной будке удивляется, почему они такие бодрые.
Солнце светит вовсю, хотя ещё только семь часов утра, и Мира, довольная, собирается что-то сказать, но Майя берёт её за плечи:
— Слушай, мне на работу пора. Музей скоро открывается, мне нужно добежать, подготовиться. Пора прощаться.
Это большая неожиданность. Мира сникает, сжимая гриф гитары:
— Ты так сказала «прощаться»…
В сердце что-то неприятно кольнуло.
— Ивушка, у тебя есть гитара и солнечный день. Требуется провести его отлично. Справишься?
«С тобой было бы проще»,— думает Мира, хмуро глядя на носки своих кроссовок. Они в светлых пятнышках: ночью им пришлось нелегко. Вместо вкуса вишни и кофе во рту привкус полыни. Как спросить, можно ли ещё раз увидеться? Не забыть бы сегодня отнести зачётную книжку в университет. И сдать учебники.
— Я что-то совсем не подумала про твою работу. Можно, я к тебе приду к вечеру?