Мы записываем адрес Алексея Семеновича, прощаемся и снова идем по широкому коридору к выходу. И снова мальчики и девочки глядят на нас со всех сторон. В основном на Корнелию. И в их глазах мне чудится то же самое жадное любопытство, которое я вижу все сегодняшнее утро в глазах Корнелии. Любопытство к другому, незнакомому миру,
Мы колесим по городу, останавливаемся возле постовых милиционеров и выезжаем, наконец, на окраинную улочку с одноэтажными домиками, каменными тротуарами и белеными глинобитными заборами.
Корнелия смотрит на эти тротуары и заборы еще более удивленно, чем на высокие здания в центре города. Конечно, если она имеет какое-то представление о Боспорском царстве, ее должны удивлять эти окраинные.улочки. Ведь и в те далекие времена они были почти такими же...
Возле одного домика мы выходим из машины. Алексей Семенович должен жить здесь. К нашему счастью, он дома - лысенький, толстый старичок с сетью добрых морщин у глаз. Он выходит на крыльцо в полосатой пижаме и широченных шлепанцах, выслушивает мои не очень стройные объяснения и приглашает нас на застекленную террасу.
- Проходите, молодые люди, проходите. Мы сейчас во всем разберемся. Во всем можно разобраться... Во всем, что угодно, можнЬ разобраться... Садитесь, чувствуйте себя как дома и извините меня на минуточку. Я приведу себя в порядок. Вы все-таки с дамой...
Он убегает в дом и минут через десять выходит в тонком чесучовом костюме. Из-под его застегнутого пиджака выглядывает ослепительно-белая рубашка.
- Вот теперь я, так сказать, в форме, молодые люди. Теперь можно разговаривать... Может, вы расскажете мне все по порядку?
Я рассказываю ему все по порядку, и он внимательно слушает, согласно кивает и из-под мохнатых седых бровей как-то пронзительно поглядывает по очереди то на меня, то на Витьку, то на Корнелию. Мне почему-то кажется, что моему рассказу он не верит.
- Значит, вы хотите, чтобы я ее, так сказать, проинтервьюировал? - уточняет он.
- Вот именно! - соглашается Витька.
- Ну, что ж, это можно. Это вполне можно...
Он переводит взгляд на Корнелию и очень быстро произносит какую-то латинскую фразу. Настолько быстро, что я не успеваю разобрать в ней даже ни одного корня. Однако Корнелия его понимает и отвечает ему. Он задает ей еще несколько таких же быстрых, почти молниеносных вопросов. Получив на них ответы, он облегченно вздыхает и начинает говорить медленнее, размереннее. И я понимаю, что он просто проверял Корнелию - действительно ли латинский язык для нее родной. Ведь только на родном языке можно понять такие торопливые вопросы.
Они говорят теперь спокойно и дружелюбно. Вернее, говорит в основном Корнелия, а Алексей Семенович согласно кивает и изредка вставляет какие-то фразы. Но он ничему не удивляется. Глядя на его лицо, можно подумать, будто Корнелия рассказывает ему самые обычные, ничем не примечательные вещи.
Они говорят долго. Наверно, минут сорок. Мы с Витькой терпеливо ждем и смотрим то на них, то на утопающий в зелени дворик за окнами террасы, В этом дворике сад. На нас глядят зеленые гроздья винограда, желтые яблоки, коричневые груши. От террасы до калитки, по обеим сторонам желтой дорожки цветы. Золотые шары, георгины... Здорово здесь! Очень здорово! В таком бы домике, да еще возле моря, пожить с месяц... Эх!..
Как все-таки хорошо, что мы разыскали этого старичка! Что бы мы делали без него?.. А что бы он сделал, если бы вдруг узнал, как относился я к латыни в институте, как безжалостно изводил нашего толстого латиниста?..
Я вдруг чувствую, что краснею, и поэтому отворачиваюсь и снова долго гляжу в шелестящий зеленью сад.
Наконец Алексей Семенович обращается к нам с Витькой:
- Ну, вам, молодые люди, наверно, интересно узнать, что она мне рассказала?
- Конечно! - в один голос отвечаем мы.
- Так вот, слушайте, молодые люди. - Алексей Семенович прокашливается, проводит рукой по клеенке на столе. - Она говорит, что родилась в Риме при императоре Константине. Отец ее был императорским чиновником. Звали его Гай Корнелий Флор. Поэтому и ее зовут Корнелией. У римлян второе имя отца становилось именем дочери. Она жила в Риме до тех пор, пока столица не была перенесена в Константинополь. Отец уехал туда вслед за императором. Но там он с кем-то поссорился, и в наказание его сослали в Пантикапей, в столицу Боспорского царства, где он представлял интересы империи. Корнелия почти не помнит Константинополя. Она помнит только Рим и Пантикапей, куда ее привезли восьмилетней девочкой. Вы знаете, где находился Пантикапей, молодые люди?
Мы с Витькой стыдливо пожимаем плечами. Мы уже настолько забыли историю, что не знаем точно, где находился этот самый Пантикапей.
- Где-то здесь, в Крыму... - глубокомысленно произносит Витька.
- Он находился, молодые люди, там, где сейчас Керчь, говорит Алексей Семенович. - На вашем месте, я отвез бы ее туда...
- Мы сделаем это, - обещает Витька. - Обязательно сделаем!
- А что было дальше? - не выдерживаю я. - Расскажите, пожалуйста, что было дальше!
- А дальше было вот что... - Алексей Семенович говорит совершенно невозмутимо, и я все никак не могу уловить его собственного отношения к тому, что он рассказывает. - Дальше было вот что... Девочку в Пантикапее воспитывали рабыни. Да-с, молодые люди, рабыни... Сейчас она уже понимает, что иметь рабов - это плохо. Она говорит, что ей это объяснили. Но тогда она этого еще не понимала.
В Пантикапее она обучалась греческому языку. Потому что на нем говорили граждане города. Но она его почти забыла. Неродной язык быстро забывается... Я тоже когда-то учил древнегреческий. В гимназии... Мы с Корнелией сказали друг другу по две фразы на этом языке. Но он для нее труден. Да и для меня... Латынь я преподавал. А греческий - не пришлось. Так что снова перешли на латынь...
Алексей Семенович вытирает платком пот со лба.
- Нда-а... Так вот, дальше с ней произошло следующее... Через пять лет после того, как она попала в Боспор, Пантикапей разграбили готы. Отец вместе с рабами и стражей защищал вход в свой дом. Но его убили. Матъ Корнелии, увидев это, вскрыла себе вену. Она была из очень знатного рода и не хотела быть готской рабыней. А Корнелию готы взяли в рабство. Ее везли по степи привязанной к седлу. Почему-то ее взяли отдельно от остальных пленников. Вместе с ней ехали верхом всего пять готских воинов, и они очень спешили. Наверно, ее везли к самому готскому царю. Ей было уже тринадцать лет, а варвары любили брать юных римлянок в наложницы.