На смену скопившемуся внутри раздражению пришло беспокойство. Он сел на табурет и натянул резиновые сапоги прямо на босые ноги. Может, жена упала где-то в саду, и Хани пытается привлечь его внимание. Открыв шкаф в прихожей, он начал рыться в куче верхней одежды в поисках куртки «Барбур» [42], с грохотом уронив на пол корзину с зонтами. Потом рывком распахнул заднюю дверь, вздрогнув от неожиданно ледяного ветра, и направился в сад.
Под ногами хрустел и скрипел гравий, от соседнего дома доносились голоса рождественских певцов.
— Хани? — прокричал он, направляясь к забору.
Зимнее солнце уже село, живописная белизна утра полностью исчезла. Эдвард обнаружил, что тонет в темноте. Земля под ногами превратилась в грязную слякоть, темные облака грозили осыпаться снегом. Он упорно двигался вперед, хватаясь за забор, чтобы не споткнуться о камни, ветки живой изгороди или хвойные деревца. Продираясь мимо розовых кустов, он уколол руку о шипы на толстом стебле.
— Салли? Ты здесь, снаружи? — прокричал он, вздрогнув, когда теплая струйка крови потекла вниз по тыльной стороне руки. — Хани!
Он почувствовал, как онемели ступни, и холод пополз вверх по ногам. Идти по неровной земле стало невероятно трудно. Он спотыкался на каждом шагу, кричал и свистом подзывал Хани, пока не добрался до своего любимого дуба. Немного помедлив, оперся о ствол, потревожив сидящую наверху сипуху. Птица издала длинный, неприятный крик. Эдвард вытянул шею, вглядываясь в голые, похожие на когти ветви, и увидел пару мигающих черных глаз. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Потом сова, издав еще один пронзительный крик, взлетела, скинув с насеста снежный ком. Звук заставил Эдварда вздрогнуть. Пытаясь уклониться от падающего снега, он отступил назад. И зацепился ногой за корень. А потеряв равновесие, уже не смог его восстановить. Он хватался за воздух. Ноги его так замерзли, что почти не слушались. Падая, Эдвард инстинктивно выставил руку, чтобы смягчить удар.
Когда ладонь его ударилась о землю, плечо пронзила острая боль. Закричав, он перекатился на бок, сжимая руку и судорожно хватая воздух в попытке справиться с болью. Когда Эдвард был подростком, то вывихнул плечо. И теперь инстинктивно чувствовал, что это случилось снова. Он сунул руку под куртку и ощупал плечо: шарик сустава вышел из своего гнезда и выступал наружу.
Он не осмеливался двигаться, не уверенный, что сможет выдержать сильную боль. Но, катаясь по земле, он промок; снег набился за ворот куртки и сочился вниз по спине. Эдвард дрожал от холода и потрясения. Он должен встать, иначе в считанные минуты замерзнет до смерти.
— Эй! Кто-нибудь меня слышит? — позвал он, зная, что один. Рождественские певцы, должно быть, ушли уже далеко. Но сама мысль о том, что никто не сможет прийти на помощь, была невыносима.
Еще с минуту он лежал на холоде, задыхаясь от боли. Нужно двигаться; здесь нельзя оставаться. Эдвард попытался привести мысли в порядок и успокоиться. Выбора не было: несмотря на боль, он должен подняться на ноги. До дома недалеко — лежа на земле, он видел свет висящего у крыльца фонаря. Если он сможет туда добраться, то позвонит в «скорую».
Он был кретином. За эту неделю он очень устал и был сильно расстроен. Не стоило выходить на улицу. Визжала не Хани. Возможно, другая собака. Или это было плодом его воображения. Ее здесь нет; никого нет. Когда он доберется до больницы, его жену найдут. Они где-то вместе с Хани. Просто нужно подняться, цепляясь за корни дерева, и быстро вернуться в дом.
Стиснув зубы, он перевернулся, и внезапно отчетливо услышал поблизости визг Хани. Его охватила паника. В конечном счете, он оказался прав. Она здесь, снаружи, на морозе, и она в ловушке. Он ощупал корни вокруг в поисках достаточно большого, чтобы подняться. Ничего. Опираясь на пятки, он елозил по грязи, цепляясь за темноту, пока, наконец, не наткнулся на толстый корень. Застонав, он приподнялся, схватившись за него замерзшими руками. Ему удалось встать на одно колено, затем на другое. Наконец, он поднялся на ноги.
Постоял немного, чтобы успокоиться, потом, стараясь не обращать внимания на соблазнительную близость дома, направился туда, где визжала Хани. Он просто не мог оставить ее здесь; она замерзнет до смерти. От боли кружилась голова. Сжав руку, он снова принялся звать Хани, желая, чтобы она дала знать, где находится. Взгляд его зацепился за крытый бассейн. Шагая так быстро, как позволяли дрожащие ноги, он, наконец, добрался до него и приложил руку к запотевшему окну. Какое-то время ничего не происходило — сад погрузился в полную тишину — затем он услышал изнутри тихое скуление.