— Хани? — он бросился к двери. Боль в плече так сильно прострелила руку, что из глаз брызнули слезы. Но образ любимого спаниеля, попавшего в беду, гнал вперед. — Хани, держись, я иду.
Он с силой надавил на ручку, но дверь не сдвинулась с места. Расстроенный, он колотил по ней, яростно пинал. Дверь была заперта. Ключи находились в доме. В его состоянии поход туда займет уйму времени. Хани снова тихо заскулила. Эдвард стукнул по двери здоровой рукой. Если собака в бассейне, она могла утонуть. Он осмотрелся вокруг в поисках чего-то полезного, и подобрал камень. Как можно выше подняв руку, он бросил его в дверь, вдребезги разбив одно из стекол. Потом просунул руку внутрь, в зазубренную дыру, чтобы открыть замок. Щелк. Он оказался в теплой комнате.
— Хани? Хани, ты здесь? — прокричал он, включая свет.
Он двинулся вокруг бассейна в неудобных сапогах, крепко прижимая к себе поврежденную руку.
Из-под крышки бассейна раздался панический визг, и Эдвард увидел, как что-то движется.
— Держись, Хани, я иду.
Нетвердой походкой он направился к ней, дважды поскользнувшись по пути. Эдвард видел ее мокрые лапы, отчаянно цепляющиеся за край бассейна. Крышка была плотно закрыта, и ему с трудом удалось приподнять ее одной рукой и отодвинуть. Наконец, появилась маленькая, промокшая коричневая мордочка с выпученными, испуганными глазами. Он сдавленно вскрикнул.
— Хани? Какого черта ты здесь делаешь?
Собака цеплялась за край бассейна явно в состоянии крайнего изнеможения. Эдвард наклонился, чтобы вытащить ее.
И услышал позади шаги. Но, прежде чем он смог хотя бы повернуть голову, кто-то толкнул его сзади. Так сильно, что не было даже шанса удержать равновесие. Эдвард свалился в бассейн.
Вода накрыла его с головой, наполнила уши, глаза, рот. С одной рукой было невероятно трудно снова всплыть на поверхность; каждое движение, словно нож, впивалось в больное плечо. Наконец, кашляя и задыхаясь, он вынырнул и схватился за бортик. Эдвард отчаянно осматривался, ища того, кто его толкнул. В поле его зрения, на уровне земли, возникли ноги в гладких черных кожаных ботинках, насквозь промокших от воды. Но когда он поднял взгляд, то увидел лишь крышку бассейна, опускавшуюся ему на голову. Эдвард попытался толкнуть ее наверх, но у него не было сил.
— Пожалуйста… нет, — пробормотал он. — Стойте, что вы делаете?
Он еще пытался бороться, но любое движение отдавалось в руке мучительной болью. После падения сил больше не осталось. Хани все еще была здесь, цеплялась когтями за его поврежденную руку. И вскоре ее паника начала передаваться ему. Эдвард пытался держать голову над поверхностью воды. Но крышка продолжала давить на него. Теперь оставался открытым лишь один угол. Эдвард онемевшими пальцами вцепился в край бассейна.
— Держись, Хани, — проговорил он. — Мы выберемся отсюда. Просто держись.
Когда Хани, вскарабкавшись по вывихнутому плечу Эдварда, взобралась наверх, а потом соскользнула вниз по руке, его вырвало водой. Он в жизни не испытывал подобной боли.
Внезапно в воде появилась рука, схватила паниковавшего спаниеля и вытащила наружу. Еще одно движение, и оставшийся угол крышки бассейна упал над головой Эдварда.
Он начал колотить по винилу. Уже не в силах контролировать панику, Эдвард бессознательно всхлипывал. Через неделю Рождество; в голове его возникли образы дочек, сбегающих вниз по лестнице рождественским утром. Теперь это Рождество, да и все последующие, для его жены и дочерей будут испорчены. Он выкрикнул их имена, зовя Салли изо всех оставшихся сил; цеплялся за крышку, пока пальцы не начали кровоточить, окрашивая воду в красный.
Он соскользнул под воду, поначалу пытаясь бороться: вверх-вниз, тонуть-плыть, тонуть-плыть. Тонуть. Тонуть-плыть. Тонуть… задержать дыхание, бороться ради девочек, бороться.
Не поступать так с ними… задержать дыхание… вернуться на поверхность за воздухом.
Тонуть.
Тонуть.
В легкие начала поступать вода. Слепой ужас заставил снова всплыть на поверхность, где он вновь наткнулся на толстую, непроницаемую крышку. Эдвард вновь и вновь молился, чтобы появилась Салли и нашла его.
Потом погас свет.
И Эдварда поглотил ужас, какого он в жизни не испытывал. Никто не знал, что он здесь. Могли пройти часы и даже дни. И когда, наконец, его обнаружат, в воде будет плавать раздутое тело.