– Кажется, у меня снова разыгралась мигрень. Напомни еще раз, где я должна сидеть, – попросила Китти свою ассистентку, а потом, крепко вцепившись в перила, стала осторожно спускаться в туфлях Диор, ощущая, как фирменная этикетка нового шифонового платья натирает шею. Поймав свое отражение в большом зеркале на стене у лестницы, она содрогнулась от отвращения. Остановиться на розовом ее уломала юная продавщица в бутике «Дженни Пекэм». Сама она прекрасно понимала, что уже стара для него, но позволила девице пустить в ход столь необходимую ей сейчас лесть и совсем потеряла голову. По контрасту с ней Рейчел выглядела демонстративно элегантной. Шествуя сейчас рядом с помощницей, Китти ощущала себя неуклюжей провинциальной тетушкой на чужой свадьбе.
– За столиком номер один. Как вы и просили, с вами будут сидеть Джон Питрес из рекламного отдела Би-би-си и Сара Хестон – глава департамента развития компании «Уорнер бразерс», – ответила Рейчел, стараясь не отставать от нее.
– Не помню, чтобы просила посадить меня рядом с Джоном. Он невыносимый зануда, – резко заметила Китти, заставив Рейчел нервно рыться в своих записях.
Зал был залит теплым светом от китайских фонариков и свечей. На белых льняных скатертях были расставлены многочисленные композиции из любимых цветов Китти – розовых пионов.
– А ты где сидишь, Рейчел? – спросил Макс, обратившись к девушке.
Щеки Рейчел вновь порозовели, когда она оторвала взгляд от плана рассадки гостей.
– Я? Даже не уверена, что мне вообще удастся поесть. По-моему, мне необходимо все время исполнять роль распорядительницы торжества, – ответила она, улыбнувшись Китти, которая даже не взглянула на нее.
– Чепуха. Наверняка для тебя найдется место за нашим столиком. Я мог бы представить тебя некоторым важным персонам, – заверил ее Макс.
Рейчел вновь принялась застенчиво играть со своей прической, когда по залу разнеслись звуки первых аплодисментов, постепенно перераставшие в оглушительную овацию. Здесь присутствовали все, кто помог Китти добиться признанного успеха: актеры, редакторы, продюсеры, агенты, журналисты, звезды спорта. Да, все пришли сегодня, но уже скоро они исчезнут из ее жизни, как и Макс, потеряв интерес к ней, как только она престанет быть для них полезна. Те же люди, которые прежде охотно пересекали залы ресторанов из одного конца в другой ради привилегии поговорить с ней, будут делать вид, что не замечают ее во время светских приемов. Или же возьмут за правило поспешно обрывать беседу с ней, чтобы привлечь к себе внимание новой, гораздо более молодой женщины, которая придет на смену Китти. Но при этом каждый будет считать себя порядочным человеком, поскольку вообще стал разговаривать с таким полным ничтожеством, чья слава безвозвратно канула в прошлое.
Китти улыбнулась и теперь сама обратилась к Рейчел:
– Не могла бы ты поехать ко мне домой и привезти темно-синее платье из бутика «Джагер» и туфли той же фирмы? Я хочу переодеться после окончания ужина.
Рейчел, заметно расстроившись, бросила мимолетный взгляд на Макса, а затем повернулась и направилась вдоль рядов столиков к выходу. Теперь ее щеки пылали от уязвленного самолюбия. Когда аплодисменты наконец стихли, Китти тихо откашлялась, прочищая горло.
– Спасибо всем, кто пришел сюда этим вечером. Но хочу выразить особую благодарность моей многострадальной команде за то, что терпели меня в течение пятнадцати последних сезонов: красавице и бесценной помощнице Рейчел, без которой я никак не смогла бы обойтись, и, конечно же, исполнительному продюсеру Максу Хестону, работавшему со мной буквально с первого дня.
Макс ответил ей на эти слова широченной улыбкой:
– Поосторожней с воспоминаниями, Кит. Я ведь все еще не забыл наши споры по поводу подкладок под плечи жакетов, которые ты так хотела заиметь, посмотрев «Династию».
Китти рассмеялась:
– Спасибо, что повеселил нас этим забавным моментом из прошлого, но главное – за устроенный тобой столь чудесный и совершенно не заслуженный мною ужин. Как знает почти каждый из вас, я никогда не стремилась оказаться в центре внимания, предпочитая оставаться всего лишь той, кто задает вопросы. Но могу сделать одно важное признание. С того момента, когда я увидела Джона Фримана, бравшего интервью у Гилберта Хардинга в программе «Лицом к лицу» 1960 года, я крепко попалась на крючок. Я наблюдала, как этот поистине великий человек, один из немногих комиков, способных заставить рассмеяться даже моего отца своей игрой в фильме «Что я могу сказать?», был доведен до слез. Его истинная сущность, которую он пытался прятать под маской всю его жизнь, стала видна всем. Мне едва исполнилось десять, но уже тогда я остро ощущала, как меня против воли заставляют играть несвойственную моему характеру роль. И вот в тот день, сидя перед черно-белым телевизором в гостиной родительского дома, я поняла, что такая проблема не только у меня, и это стало для меня истинным откровением.