Он выскользнул из машины и, обойдя ее с другой стороны, открыл для Джейн дверцу.
— Она небольшая, но, по-моему, очень уютная. Пошли.
И он направился через двор к двустворчатой двери, богато украшенной резьбой. В конце выложенного плиткой фойе находился небольшой лифт, и уже через несколько секунд Джейн оказалась на шестом этаже. Когда лифт остановился, Джино распахнул дверь и они ступили в узкий коридор. Он подошел к двери напротив и, вставив ключ в замочную скважину, обернулся, улыбаясь:
— Прошу сюда.
Джейн прошла через крохотную прихожую в гостиную и застыла на пороге, ахнув от восхищения.
Комната была огромной, очевидно, две комнаты объединили в одну. Большую часть полированного паркетного пола закрывал пушистый ковер оливкового цвета, громадная софа в белую и зеленую полоску с раскиданными по ней подушками служила кроватью. Напротив стояли два таких же кресла, между которыми расположился необычной формы кофейный столик, украшенный бордюром, на котором были изображены человеческие головы и цветы. Над ним висела изящная серебряная люстра с длинными белыми свечами. Вдоль одной стены между двумя высокими окнами тянулись книжные полки, а напротив висела брызжущая яркими сочными красками картина канадца Риопелле. Четвертая стена была занята раздвижными дверями, за которыми, как выяснила Джейн, скрывалась малюсенькая кухонька, а также ванная и туалет.
Она вернулась в гостиную.
— Поверить не могу! Неужели ее сдают? Это, должно быть, ужасно дорого.
Джино улыбнулся:
— Ты можешь жить здесь, если захочешь.
Он подошел к окну и открыл стеклянную дверь:
— Смотри.
Джейн вышла на маленькую террасу. Джино повернул выключатель, и она увидела расставленные повсюду горшки и вазы с цветами и колонны, опутанные тянущимися от тонкого небольшого деревца зелеными вьющимися плетями.
Внизу сиял огнями Рим — снующие туда-сюда крохотные точки машин, длинные проспекты и залитые светом площади. Через мерцающие воды реки виден был Трастевере, деревья и колокольни выделялись на фоне последних всполохов заката.
Она невольно вздохнула от удовольствия:
— Чудесно! Чудесно и невероятно. Но кто здесь живет — кому это все принадлежит? Кто может захотеть сдать всю эту красоту незнакомому человеку?
Джино подошел к ней. Он взял ее руку и поднес к губам. Нежно поцеловал в ладонь и, подняв голову, медленно произнес:
— Сейчас она принадлежит мне, Джейн. Это моя квартира. Но ты можешь здесь жить — этой зимой, которую ты решила провести в Риме.
Глава 3
Джейн удивленно воззрилась на него:
— Твоя? Но я… я думала, ты живешь где-то в стороне Аппианской дороги.
Джино пожал плечами:
— Да, иногда. Но то дом моей матери. Не очень удобно… жить там постоянно. Эта квартира принадлежит моему другу, и иногда я живу здесь. Сейчас он на несколько месяцев уехал в Соединенные Штаты, а мне оставил ключи и разрешил делать с квартирой все, что захочу. — Он улыбнулся ей, его золотисто-карие глаза засияли теплым светом. — Теперь это твой дом.
— Но я не могу… — начала, было, Джейн. — Я хочу сказать… ты, должно быть, сам хотел здесь жить.
Он покачал головой:
— Нет, здесь будешь жить ты. Это решит все твои проблемы.
Джейн нахмурилась. Тень сомнений уже замаячила на горизонте, и она, постаравшись придать голосу твердость, спросила:
— Какова… арендная плата? Мы должны… заключить договор.
— Нет никакой платы, и не нужен никакой договор, — ответил Джино. Он подошел к ней, обнял и поцеловал ее волосы. — Ты что, не понимаешь? Ах, Джейн, мы могли бы быть так счастливы здесь вдвоем.
Сначала она просто стояла, упиваясь его близостью. Но затем остатки здравого смысла заставили ее вернуться к реальности, и она дрожащим голосом переспросила:
— Вдвоем?
Джино чуть отстранился, глядя ей в лицо своими сияющими от счастья карими глазами.
— Разве это так уж невозможно, cara? Разве я не мог бы приходить иногда и быть с тобой? Я люблю тебя. Ты меня околдовала. Я никогда не встречал такой девушки, как ты, — такой милой, которая была бы таким хорошим другом. Ты ведь осталась в Риме ради меня, правда? Так или иначе, мы все равно должны быть вместе, всегда.
Джейн высвободилась из его объятий. Она не знала, как лучше выразить свои мысли, чтобы не выглядеть при этом идиоткой. «Всегда быть вместе» — звучало просто великолепно, это было все, чего она хотела. Но в качестве кого Джино ее видит?
Она закусила губу и неуверенно сказала:
— Да, я… осталась в Риме, чтобы быть рядом с тобой. Я думала… то есть я полагала… — Джейн замолчала, задумавшись. А чего она на самом деле ожидала? Что Джино попросит ее выйти за него замуж? Она глубоко вдохнула и медленно продолжила: — Я осталась в Риме потому, что я думала… я надеялась, что так мы сможем лучше узнать друг друга.
Джино схватил ее за руку:
— Ну конечно, cara. Certamente. Это как раз то, что мы будем делать, — узнавать друг друга очень-очень хорошо.
— Да, но… — Она снова оказалась в затруднении. — Не живя же вместе в твоей… в этой квартире. Я думала… может, я познакомлюсь с твоей семьей.
Джино порывисто оттолкнул ее руку. Его красивое лицо приняло мрачное выражение, полные губы крепко сжались. Он тряхнул головой:
— Это невозможно, Джейн. Нет… только не сейчас.
Повисла долгая пауза. Где-то на улице проезжавшая мимо машина издала неожиданно громкий, похожий на выстрел выхлоп. Кто-то закричал; еле слышно звучала доносившаяся по радио или из телевизора музыка — женский голос пел одну из столь популярных в Италии романтическо-ностальгических песен.
Наконец, Джейн медленно, превозмогая боль, спросила:
— Что ты хочешь этим сказать?
Джино повернулся и сделал шаг к окну, снова повернулся и шагнул назад к ней. Он остановился в нерешительности, постукивая кулаком одной руки по раскрытой ладони другой. Затем отрывисто произнес:
— Это все… семейные проблемы. Я здесь ни при чем… я хочу сказать, я в этом не виноват. Понимаешь? Это… это соглашение заключили без моего согласия, до того, как я стал достаточно взрослым, чтобы говорить за себя. — Он замолчал, карие глаза умоляюще смотрели на Джейн. — Ты не поймешь, если я тебе расскажу. Ты отвернешься от меня… ты возненавидишь меня и уйдешь прочь.
Джейн почувствовала, как ее сердце леденеет от ужасного предчувствия. Изо всех сил стараясь казаться спокойной, она сказала:
— Я обещаю постараться понять, если ты будешь искренен со мной, — но уже знала, что именно он собирается ей сказать.
Джино пристально смотрел на нее. У него было расстроенное лицо, огонь в глазах потух, они потемнели и были полны печали.
— Ах, Джейн, невыносимо, что нам приходится говорить об этом. Все эти вопросы, они превращают нас в незнакомцев. Это ничего не значит. И никак не влияет на мое отношение к тебе. Ведь не стану же я любить тебя меньше из-за… из-за… — Он замолчал, словно был слишком расстроен, чтобы продолжать.
— Из-за… другой девушки?
Даже под ровным золотистым загаром было видно, как он покраснел. Тяжело вздохнув, Джино ответил:
— Да. Это все… устроили мои родители… мой отец, когда он был еще жив, решил, что я должен жениться на кузине. — Он нахмурился и покачал головой. — На кузине кузины… девушке, которую я едва знаю. До этого лета я не видел ее пять или шесть лет. Ее семья жила в Южной Америке, но теперь они вернулись в Италию. Когда я был в Форте-де-Марми… она там живет… моя невестка пригласила ее. Я разговариваю с ней, мы плаваем… играем в теннис, но я не… я не могу любить ее. Мое сердце принадлежит только Джейн.
Он подошел к ней и взял за руку:
— Поверь мне, cara mia, я люблю одну лишь тебя. И больше никого.
Джейн посмотрела на него. Ей ужасно хотелось прижаться к нему. Хотелось обхватить руками за шею и стереть печаль с его прекрасного лица. Его глаза были такими несчастными и влажно блестели, словно от подступивших слез. Это ее не удивляло. Она знала, что итальянские мужчины плачут почти с такой же легкостью, как и женщины. Но все же, видя, как он расстроен, она чувствовала себя вдвойне несчастной.