– Папа… Это я, Кэтрин.
– Кэтрин? – переспросил он, словно припоминая, кто это.
Она сжала трубку так, что побелели костяшки пальцев.
– Папа, я… просто я хочу поздравить тебя с Рождеством.
– Вот как? В этом нет необходимости.
Кэтрин показалось, что внутри нее все оборвалось. Нет, он никогда ее не простит.
И как ей только в голову пришло, что он уступит?
– Ну как ты? – спросила она, пересилив себя.
– Прекрасно. – Он помолчал. – Боюсь, ты выбрала для звонка неудачное время. У меня гости.
Кэтрин вспомнила рождественские праздники в детстве. Отец поднимал ее высоко-высоко и сажал к себе на плечи, чтобы она могла достать ангелочка на верхушке елки. А еще говорил: «ангелочек для моего любимого ангелочка»… Испугавшись, что расплачется, она быстро сказала:
– Ну, раз так, не стану тебя задерживать. С Рождеством тебя, папа! – Трубка оттягивала руку, но Кэтрин не могла прервать разговор.
– Это все? – бесстрастным тоном спросил отец.
Она внутренне съежилась.
– Нет, не все. Папа, я вышла замуж. – Ее голос предательски дрогнул.
Отец молчал.
Кэтрин беззвучно заплакала.
– Мне это неинтересно, – сказал он, наконец, чужим голосом.
– Папочка, прошу тебя, ну не надо так!
– Кэтрин, не звони мне больше. Надумаешь вернуться домой, тогда поговорим.
И Кэтрин заплакала не таясь. Неужели он вот так просто повесит трубку? Нет, этого не может быть! Ведь сейчас Рождество. Надо продержаться еще чуть-чуть, и они помирятся.
– Папа… – Голос прервался, и она зарыдала. – Папа, прошу тебя, не надо так! Я не могу вернуться, но я тебя люблю.
Какое-то время в трубке было тихо, а потом раздался мягкий щелчок. И Кэтрин почувствовала, что последняя ниточка, связывавшая ее с отцом, порвалась навсегда.
За последние шесть месяцев Генри Эшби научился вести себя незаметно. Он брал напрокат неприметные автомобили и захватывал с собой газету, чтобы при неожиданном появлении Кэтрин спрятать за ней лицо.
Вот и на этот раз место для парковки он выбрал удачно: из автомобиля хорошо просматривалась ведущая в здание стеклянная дверь, а стоявший рядом фургон практически полностью скрывал его автомобиль от проходящих по стоянке людей.
Генри старался не задумываться о том, как выглядит его поведение. Впрочем, он не считал, что шпионит за дочерью. Приезды сюда стали для него жизненной необходимостью. Он поставил себе цель – во что бы то ни стало вернуть Кэтрин! И не сомневался, что ему это удастся. В глубине души Генри уважал твердость ее характера, но смириться с тем, что дочь вышла из-под его контроля, мешало самолюбие.
Через час у Генри была назначена встреча с одним из крупнейших промышленников Германии. Прежде подобные встречи вызывали у него мощный выброс адреналина. А теперь самым большим его желанием было хоть немного вздремнуть.
По ночам его продолжала мучить бессонница – вот и этой ночью он практически не сомкнул глаз. Месяц назад Генри, наконец, посетил врача, но не решился со всей откровенностью рассказать о своих проблемах. Разве он мог признаться этому молодому самоуверенному типу в белом халате, что уже давно впал в депрессию и почти утратил надежду из нее выкарабкаться. Прошлую ночь Генри провел в библиотеке, поглядывая на верхний ящик письменного стола, где в шкатулке красного дерева хранился револьвер.
Стояла жара, дышалось тяжело, по лицу струился пот. Уже пару недель у Генри было чувство, словно он живет на краю пропасти. Он убеждал себя не думать об этом. Скоро все изменится к лучшему, непременно изменится.
Дверь здания отворилась, и на улицу вышел Рик Стентон. Ну, надо же! Постригся и приобрел себе деловой костюм! И сменил «харлей» на подержанный «фольксваген». Наглый сопляк! Кто бы мог подумать, что эта его афера продержится так долго! Впрочем, никто не мог предположить, что к делу приложит руку Лесли Флетчер.
Эшби взглянул на часы. Пора возвращаться. Внезапно цифры на часах поплыли у него перед глазами. Генри откинул голову на подголовник. Боль сдавила грудь. Впервые ему показалось, что он сейчас потеряет сознание. Нет, нужно собраться с силами и уехать отсюда! Не хватало еще, чтобы Кэтрин заметила его на парковке!
Генри подождал, пока боль чуть-чуть отпустила, и повернул ключ зажигания. Ему столько всего нужно успеть! Позвонить шоферу, чтобы он его забрал, предупредить секретаршу, что он задержится. Только как же он все объяснит? Перед глазами вновь замаячил револьвер в шкатулке из красного дерева. А самое главное – надо помириться с Кэтрин.
Генри ехал в потоке машин и представлял себе, как сидит за столом у себя в поместье, а рядом дочь и парочка розовощеких карапузов… Боль ударила в плечо. Он из последних сил перестроился в крайний правый ряд и, съехав на обочину, затормозил. Боль схватила его, распространяясь от плеча к груди, и он вспомнил Кэтрин малышкой. Она любила его безоглядно, а он вычеркнул ее из своей жизни! Неужели уже слишком поздно? Господи, неужели он не успеет ее вернуть?
Он попытался сделать вдох, и перед его взором бесконечной чередой потянулись все его грехи. Он увидел свою гордыню и себялюбие, увидел мелочную жестокость и глупую веру в способность переделать весь мир на свой манер одной лишь силой воли. Увидел свое высокомерие, оттолкнувшее близких.
Внезапно вместе с болью его захлестнула волна эйфории. Нет, он еще все успеет! Приедет домой и сразу же позвонит Кэтрин. Нет, лучше, как только боль отпустит, вернется к ней в офис и скажет, что простил ее, скажет, что по-прежнему любит ее!
Генри сжал грудь, чувствуя, что каждый вдох отзывается разрушительной болью, и понял, что ничего уже не успеет. Почувствовал, как его охватывает холод, увидел, как меркнет свет, и, собрав остаток сил, вытолкнул из себя слова:
– Я люблю тебя, Кэтрин…
Едва Кэтрин заснула, как раздался телефонный звонок. Она застонала и, повернувшись на бок, потянулась к Рику, но тут же вспомнила, что он все еще на работе.
Она нащупала телефон, досадуя, что муж и партнеры не могут оставить ее в покое хота бы на одну ночь.
– Алло? – сонно пробормотала она.
– Кэтрин? – раздался в трубке мужской голос. – Это Артур.
– Артур? – От неожиданности Кэтрин проснулась. – В чем дело?
– Генри умер.
– Как умер? – Слова сорвались с непослушных губ, и, услышав их, она ощутила, как ночь сомкнулась над ней. – Папа умер?
Она замолчала, а Артур бесстрастным голосом продолжил:
– Сегодня днем. От сердечного приступа. Его не сразу нашли. Во взятой напрокат машине на обочине шоссе. Непонятно, как он там очутился и что делал…
Он говорил что-то еще, но Кэтрин ничего не понимала. Чудовищная тяжесть сдавила грудь. Отца больше нет. И ей больше не удастся заслужить его любовь. Она зарыдала. Времени получить прощение у отца больше нет. Папа умер.
Войдя в дом, Рик услышал ее рыдания и, почувствовав, как сердце сжимает страх, бросился в спальню. Кэтрин скорчилась в углу кровати, прижавшись спиной к стене и стиснув в кулаке подол ночной сорочки.
– Кэти… – Он бросился к ней, прижал к себе и, заглянув в лицо, похолодел. Случилось что-то ужасное… На нее напали и изнасиловали? Рик прижал ее к себе еще крепче и шепнул: – Детка, все в порядке. Я с тобой.
– Рик… – выдавила она сквозь всхлипы. – Рик, папа умер.
Его охватило чувство облегчения. Слава Богу, с Кэтрин все в порядке. Ничего страшного с ней не произошло. Известие о смерти Генри не слишком его огорчило, и, не пытаясь утешить Кэтрин фальшивыми словами скорби о человеке, которого он всегда недолюбливал, Рик начал гладить ее как малого ребенка.
Все связанное со смертью вызывало в нем неприязнь. Еще десятилетним мальчишкой, когда мать водила его в церковь, он услышал слова священника: мол, смерть – это то, что наполняет жизнь смыслом. Тогда он ничего не понял, а теперь в это не верил. Смерть лишает жизнь всякого смысла.
Рику было непривычно ощущать, как Кэтрин беспомощно вжимается в него, и было непривычно слышать рвущиеся из нее надрывные всхлипывания. Ее бил озноб. Он уложил ее, накрыл одеялом, лег рядом и вдруг ощутил возбуждение. О Господи! Такого ей ни за что не понять!