Азиадэ подписалась, вложила письмо в конверт, потом опять достала его и, покраснев, дописала:
«Если же Ваше Высочество откажет мне в ответе, то боюсь я приму это как знак Вашей немилости, окончательной немилости, которая толкнет меня в объятия другой любви».
Она заклеила конверт и нерешительно взглянула на него. Никто не знал, где пребывает принц. Она написала:
«Правительству Турецкой республики. Лично в руки изгнанному принцу Абдул Кериму. Очень важно! Просьба переслать!»
Не было никакой надежды, что письмо дойдет до адресата. Она вышла из библиотеки, а лысый библиотекарь одобрительно и с уважением, посмотрел ей вслед.
«Какая прилежная студентка, — подумал он. — Интересно пишет ли она диссертацию? Наука не должна лишаться таких людей».
Тем временем Азиадэ пошла по Доротеенштрассе. Хаса помахал ей. Она села в машину и Хаса опять заговорил о том, как было бы прекрасно поехать в свадебное путешествие в Италию на машине.
— Остановите-ка здесь, — попросила Азиадэ.
Она подошла к почтовому ящику и опустила в него письмо. Вернувшись в машину и свободно облокотившись на спинку сиденья, она несколько небрежно сказала:
— В Италию? Вы полагаете? Это было бы здорово.
Потом молча стала смотреть в окно. Она очень любила Хасу.
Глава 7
Ахмед паша сидел в кафе «Ватан» и думал о том, что он уже не властен над своей жизнью.
Индус за стойкой меланхолично перебирал четки, Смарагд, кельнер из Бухары, разносил кофе, а черкес Орхан бей рассуждал о неисповедимости путей Господних.
— Религия этого не запрещает, — сказал Смарагд.
В кафе «Ватан» не принято было что-то скрывать.
— Да, — грустно согласился паша, — религия этого не запрещает.
Жрец из секты Ахмедия подошел к нему и, поглаживая бороду, загадочно произнес:
— Все в одном и один во всем. Через единение плоти к единению крови.
Он отпил шербет и предложил паше сигарету.
Индийский профессор отложил четки и мрачно сказал:
— Господь устами Пророка провозгласил: «Лучше верный раб, чем неверный пес».
— Это касается только язычников, — перебил его Смарагд. — Имам Бухары написал к этому толкование.
Все замолчали, а черкес скрылся в соседней комнате.
— Он, собственно говоря, никакой ни неверный, а просто свободомыслящий, — промолвил паша.
Он печально кивнул и индус участливо сказал:
— Как верно вы рассуждаете, Ваше превосходительство. К тому же, он богат.
В кафе вошел полный сириец, и пророчески изрек:
— Что есть деньги? Пыль у престола Всевышнего. Где миллионы Абдул Гамида? Разве они спасли его трон? Один святой из пустыни Неджд сказал…
Но он не договорил, потому что Смарагд поставил перед ним кофе, а профессор с грустным равнодушием повторил:
— Как вы верно рассуждаете!
Текли минуты. Паша поднял свой сухой, смуглый палец и заказал еще один кофе. Озабоченно всматриваясь в пустоту, он подумал, что если двоюродный брат из Кабула не пришлет ему в ближайшее время денег, то все-таки придется пойти работать консультантом в какую-нибудь ковровую лавку.
Тихий шепот прервал тишину кафе. Один марокканец рассказывал Смарагду:
— …. и тогда он выхватил свою саблю и заколол тысячу неверных. Весь Риф был на его стороне. Все жители Кабула. Он станет халифом и тогда пробьет час всех неверных.
— Как вы верно рассуждаете, — восторженно проговорил Смарагд, наливая кофе.
Из соседней комнаты послышался голос черкеса.
— Проходите, брат мой, паша будет очень рад.
Он вошел, ведя за руку полного, бородатого мужчину с мрачным и в то же время ребяческим взглядом.
— Ваше превосходительство, — торжественно произнес черкес, — разрешите представить вам господина Аль-Соколовича, купца из Сараево.
Босниец поклонился. Он явно был рад возможности поговорить с настоящим пашой.
— Из Сараево? — переспросил паша, зашевелив бровями. — Это очень известный город.
— Совершенно верно, Ваше превосходительство, — радостно подтвердил купец.
— Я надеюсь, что ваш благородный народ живет по законам веры.