Вип — кабинеты близко. Распахиваю дверь, впускаю эскортницу и падаю на диван: — Поработай язычком, малыш. Соси.
Малыш… без имени. Безлико. Просто шлюха, одна из многих. Это ведь не измена, правда? Измена — когда секс, чувства, поцелуи и нежные слова. Все это — для моей девочки, а Крис… это просто минет. Слить застоявшуюся сперму, расслабиться. Она расстегивает молнию на ширинке и умелым движением освобождает набухший член.
— Какая красота, Дэн… — накачанные силиконом губы плотно обхватывают головку, язычок скользит по уздечке. Насаживается на всю длину, медленно двигаясь, а затем наращивает темп. Закрываю глаза, прислушиваюсь к ощущению. Ничего. — Что за..?
Член сдувается на глазах. Возбуждение растворяется, как утренний туман в солнечных лучах. Кристина смотрит с недоумением. Похоже, этот случай — первый в ее практике.
— Дэн, я не поняла…
И не надо. Сам в ахуе. Без комментариев. Жестом отправляю девчонку из кабинета и привожу себя в порядок. Это какой — то особый вид проклятья? Врач говорил, что после ранения я пережил клиническую смерть. Может, это как — то связано? То есть сцеживаться в руку я могу, а подпустить к себе шлюху тело не желает? Психосоматика, мать ее? Возвращаюсь к столу, ловлю растерянный взгляд эскортницы. Все нормально — делаю знак, велю молчать. Эта — не дура, понимает последствия. Никто не узнает о том, что случилось в кабинете.
Стиснув зубы, высиживаю на банкете. Загрузив тела виски, коньяком и морскими гадами, партнеры расползаются по кабинетам. Отстрелялся.
— Ты неприлично трезв, Бессонов. Так нельзя, — Белый смотрит на меня сквозь толстый стакан, наполненный элитным виски. Язык заплетается, масляными глазами раздевает сидящую рядом брюнетку. — Разучился гулять? В нашем деле нужно уметь расслабляться. Ну что, по номерам?
— Давай, Белый. Отдыхаем.
Провожаю партнера взглядом до кабинета и иду к лифту. Не штырят меня эти посиделки, даже спиртное не приносит того удовольствия, что раньше.
«Привет. Как у вас дела?» Сообщение прочитано практически сразу. Хорошо. Кажется, меня ждут в Пензе.
«Нормально. С Тёмкой будешь общаться? Ему уже скоро спать, но десять минут есть».
«Давай. Я скучаю».
Месенджер вибрирует видео — вызовом, и в машине раздается голос сына.
— Папа!
Четыре буквы способны вывернуть душу наизнанку и согреть в самый холодный день. Мой парень лыбится в экран, разгуливая по комнате. Показывает пожарную машинку, открывая и закрывая маленькие дверцы, раскладывая лесенку. Эту игрушку я подарил перед отъездом, контрабандой занеся в квартиру, пока Иза готовила обед. Тёма радостно лопочет, но…
— Сынок, дай маме телефон.
Приносит, передает и… видео выключается.
— Верни видео, Иза!
— Хватит на сегодня. Я укладываю сына спать, — отзывается моя девочка и прерывает общение. Набираю еще пару раз — сбрасывает. Ну ладно. Не хочешь по — хорошему… Звоню своим. — Елена Владимировна, зайдите к соседям. Кажется, у Изы проблемы со здоровьем. Гляньте и сразу отзвонитесь. Я жду.
— Хорошо, Денис Андреевич. Иду.
Хриплый голос и кашель, который моя девочка пыталась заглушить, а еще ее бледное лицо, на миг показавшееся в кадре. Я услышал, заметил. Что там происходит? Я же сказал обращаться за помощью!
— Паша, я вылетаю в Пензу.
— Окей, шеф.
Соколов открывает сайт авиакомпании, а я кручу в руках телефон. Минуты тянутся бесконечно, но вот экран оживает.
— Денис Андреевич, у Изы ангина и температура. Артем здоров.
Твою мать! Как чувствовал, что нужно позвонить! Душа была не на месте.
— Шеф, ближайший самолет вылетает только завтра в шесть вечера. Бронирую?
— Нет, слишком долго ждать. Едем на машине. Сейчас.
Все нужное у меня с собой, поэтому домой не заезжаю. Паша связывается с Громом, предупреждает охрану о смене маршрута. Мне ничего не нужно. Все важное — в Пензе, где я буду уже завтра утром.
Глава двадцать пятая
Изольда
Как умудрилась простыть — сама не понимаю. Сначала начала шмыгать носом, а потом запершило в горле. На прогулках всегда одеваюсь тепло, разве что вирус какой в магазине подхватила. Осень, многие болеют…
— Маме плохо, — Тёмка тревожно заглядывает в глаза, пока я полощу горло раствором хлоргексидина.
— Все хорошо, сынок. Это пройдет.
На самом деле — ни хрена не хорошо. Термометр показывает тридцать семь и три. Жаропонижающие порошки помогают на двадцать минут, а потом все возвращается на круги своя. Мерзкое состояние, когда нет сил, а ноги не держат. Хочется лежать под пушистым пледом весь день и ничего не делать. За окном осень демонстрирует дурной характер, поэтому мы сидим дома. В духовке доходит до нужной кондиции цыпленок табака, на плите стоит кастрюлька с дымящейся гречневой кашей. Суп для сына готов, ужин тоже. Котлеты и пюре, все как он любит. После такого трудового подвига чувствую себя вымотанной. Сижу в детской, наблюдаю за Артемом. Фоном звучит «По следам Бременских музыкантов».