— Как погода в Гамбурге? — спрашиваю я, опуская поднос.
И тут господин граф неожиданно вздрагивает. Чуть слышно вздыхает, словно его ударили под солнечное сплетение. Вскинув голову, он широко распахивает глаза.
— Ты!
И я понимаю, что в первый миг, когда я только вошла, Филипп попросту не узнал меня! Мы виделись в предрассветном мраке, да и не так уж пристально он смотрел на мое лицо. Вот и сейчас его взгляд сам собой погружается в вырез блузки.
— У тебя яйца кирпичные! — говорит он чуть ли не с восхищением, наконец взглянув мне в глаза.
— Я девушка, — сообщаю я заговорщицки. — У нас яиц вообще нет.
Хофман, подлая лысеющая рыжая крыса, решает выслужиться.
— Я вижу, вы двое знакомы...
Я встаю лицом к нему и хозяйски обнимаю Филиппа за плечи.
— Он — мой жених.
— Кажется, тебе надоело работать здесь, — произносит тот.
— До чертиков! — я плюхаюсь к Филиппу на колени и обхватив за шею, шепчу в приоткрывшийся от изумления рот. — Уволь меня.
Уже ясно, что завтра, когда здесь объявится Ральф, я буду уволена. Может статься, что если меня уволит Филипп, сегодня, — и к лучшему. Тогда я буду невинной жертвой. Ральф может быть, расчувствуется, поднимет меня с пола и заберет к себе.
Целибат не отменят; Ральф никогда не женится; рассвет меня не убьет... И до скончания века я смогу спать на бархатной подушечке у его дверей.
— Я тебе уже говорила, как мне нравятся большие и грубые парни, вроде тебя? — уточняю я у Филиппа.
Хофман хлопает глазами.
— Э-э, — говорит он, не зная, что еще говорить. — Э-э-э...
Филипп улыбается, словно тигр, который когтем пытается выковырять больной зуб.
— Уволить, — говорит он, снимая мою руку с плеча и довольно грубо спихивает меня со своих колен. Но его рука на миг дольше необходимого задерживается на моем бедре. — На хер!..
— Отшлепаешь?
Его улыбка медленно переходит в оскал. На этот раз он действительно в бешенстве и уже не может этого скрыть.
— Э-э-э, — блеет Хофман, краснея и заикаясь. Рискуя жизнью, оттаскивает меня в сторону, чтобы Филипп, если решит мне врезать, не сразу достал, — Филипп, Ральф дал конкретные инструкции по ее поводу.
Краем глаза я вижу, как в зрачках Филипп взрывается мозг. А может быть, это мой собственный мозг взрывается и я лишь отражение вижу в его глазах? Шутки кончились. Я стою, готовая рухнуть в обморок.
— Как же он задолбал!.. — говорит Филипп.
Глава 3
«БРАЧНЫЕ ИГРИЩА ЛЮДОЕДОВ»
Филипп торчит там уже минут десять, кого-то ждет.
— Что он там делает? — спрашивает Лона, рассчесывая мокрые волосы, пока я сушу свои.
Собираемся лечь поспать до вечерней смены. Мы тут все живем, как врачи «скорой помощи». Спим, когда удается. А если не удается, то вообще не спим.
Час дня. Парапет. Все точно. Неужели, он правда думает, я буду там? Может, правда, сходить?
— Ждет меня, чтобы подарить Макбук. Или сначала, он должен объяснить мне, что он убийца и мы не должны быть вместе?..
— Чег-о-о?!
— В сентябре у людоедов начинаются брачные игры... Самец начинает ритуал, уволив приглянувшуюся самку. Если в бой не вступает другой самец, то самка пожирается сразу после сношения. А если вступает, самка может позволить себе легкий незатейливый выпендреж...
Я откидываю простыню и забираюсь в постель. Завожу будильник на пять часов. Лона косится на мой будильник, словно на драконье яйцо.
— Если ты в самом деле сестра Дитриха, то почему у тебя даже мобилки нет?
— Я не его сестра. Я его жена. Бывшая.
— Ха-ха, — передразнивает Лона. — Дитрих — священник!
— Тебя не обманешь. Мы жили во грехе...
— Серьезно!
Я знаю, что Лона все равно не отстанет. В Инквизиции ей бы не было равных. Поэтому, поковырявшись в уме, пытаюсь обойтись малой кровью.
— Ладно... Только не говори никому.
Радостно прижав ушки к черепу, Лона кивает. Так искренне, словно на самом деле ни слова не передаст. Даже пальцами проводит вдоль губ, словно застегивая рот на замок.
— Он на двенадцать лет старше и прессует меня по полной. Ну, ты знаешь, какой он...
Она кивает, покрутив пальцем у виска и подносит его ко рту, изображая рвоту. Я вспоминаю, что у Ральфа здесь совсем не та репутация, что в Гео. Там готовы были памятную плиту установить в его честь. Здесь, в Гремице, готовы скинуться на могильную. Положа руку на сердце, я не могу сказать, что не стану скидываться.
Как только этот ублюдок разблокирует мои карты!
От одной мысли, что он все знал, у меня опять взрываются нервные клетки. А я-то думала, что именно у себя под носом, он ни за что не станет меня искать! Так, по крайней мере, уверяла Лизель.
Надо было послушаться ее в мае и дать ему время остыть. Или, по крайней мере, не полагаться так слепо на электронные платежи и на всякий случай иметь в кошельке наличные.
— Ну, в общем, он со мной тоже — ТАКОЙ, — я дергаю плечом. — Когда я попросила купить мне айфон, знаешь что он купил? Какую-то херню с кнопками за сто евро и, — я приподнимаю палец, — ты не поверишь! Акции Apple.
У Лоны вытягивается лицо. Если бы Ральф насиловал пасхальных ягнят, она вознегодовала бы меньше.
— Охренеть!.. — пауза. — Ну, ладно. Он — больной, это все знают. Но почему ты сама себе телефон не купишь?
И тут я совершаю глупейшую ошибку: желая излить свою скорбь, забываю про осторожность.
— Да с хера ли я сама себе буду покупать телефон? Пусть мне на акции звонит!
Лона хлопает глазами, пытаясь переварить. Ни одна, даже самая преданная девочка, не покупает телефон для того, чтобы быть на связи со старшим братом. А я только что рассказала, что мы с этим братом, как бы мягче выразиться, не ладили.
На мое счастье, Филипп купил айфон и в этот самый миг достает его из кармана. Надкушенное яблоко сверкает на солнце, как капля ртути. Лона мгновенно теряет ко мне интерес.
— Ой, смотри-смотри! — вопит она так восторженно, словно Филипп — дрессированная горила и все его человекоподобные действия должны встречаться аплодисментами. — Он кому-то звонит!..
— Ой-ой, — передразниваю я, отворачиваясь к стене и натянув на глаза маску, всем видом показываю, будто бы мне — плевать. — Какой способный молодой человек.
Если он звонит, то ждет не меня. Адина!
Боль, принятие... Молчание. Шорох простыней.
На тумбочке требовательно улюлюкает телефон. Стационарный. Сдвинув маску на лоб, я устало снимаю трубку. Мужской голос вкрадчиво спрашивает:
— Ну, где же ты, любимая?!
Расстерявшись, я какое-то время рассматриваю идущий от аппарата к трубке спиральный шнур. Как это — где?
— Э-э. Здесь.
Лона слетает с подоконника, пригнувшись словно от пуль и жестами показывает на окно. Словно Филипп обернулся летучей мышью и вот-вот распластается на стекле.
— Он смотрит! — шепчет она, выпучив глаза и только не крестится от испуга. — Смотрит!
Я привстаю, чтобы в этом убедиться и Филипп машет рукой.
— Я так волновался. Три галстука сменил. А ты не пришла, — он чешет шею сквозь распахнутый воротник.
— Я передумала: ты меня не заводишь.
— Я жду тебя на веранде, — вместо этого произносит он в трубку. — Иначе я сам приду и тебя это заведет еще меньше.
Что-то в его тоне подсказывает: Филипп не в духе. Зябко поежившись, я потираю челюсть. Если он любимой женщине Ральфа челюсть сломал, что он сделает с нелюбимой?.. Но настроение все равно улучшается. Он ждал меня, не Адину! Значит, я все-таки смогла зацепить его.
— У меня будет секс!
Я знаю, что будет. Я встаю под пристальным взглядом Лоны. Она считает, что раз у меня нет сотового, я понятия не имею, как общаются те, у кого он есть: строчит, не стесняясь, всему отелю.
— Что, лифчик не наденешь? — уточняет она и тут же регистрирует мой ответ в ВоттсАпе. — Ну, ты ваще!.. Ты точно — девственница?
— С чего ты взяла, что я — девственница? — я бросаю взгляд в зеркало.