На этот раз Ульрике уже не может оставаться спокойной. Ее лицо заостряется, как у гарпии. Ярость борется с ботоксом, но ботокс непобедим. Сверкнув глазами, бессильная что-либо изобразить на гладком, как коленка, лице, она поднимается и легкой танцующей походкой подходит к Филиппу.
— Тебе не кажется, что девочку пора выпороть и отправить учить уроки?
Сама того не подозревая, она дает мне в руки оружие.
Скинув с шезлонга ноги, я поднимаюсь. Символически обозначенные двумя треугольничками трусики скорее подчеркивают, чем скрывают следы ремня. Полосы четкие, ровные — залюбуешься.
— Идемте, граф, — говорю, — заседлайте меня, как зебру.
У Ульрике слегка отвисает челюсть. У графа лопается терпение.
— Можно тебя на минуточку? — рычит он, схватив меня за предплечье.
Грубо и быстро дернув, он увлекает меня к каюте. Я успеваю крикнуть, обернувшись назад:
— Ральф, ты еще помнишь курс «Утешение плачущих»?
Ральф улыбается, воспользовавшись позицией: Ульрике стоит за его спиной и видеть лица не может.
— Сколько раз тебя просила, не изменяй мне хотя бы с бабами, Филипп?!
Это мои последние слова: он вталкивает меня в каюту, которую я успела так полюбить и с грохотом хлопает дверью.
Покосившись на растерзанную ночью кровать, Филипп теряет дар речи. Похоже, один только мой вид вызывает у него судороги. Филипп отворачивается от моей груди и в то же время, исподтишка косится. Знает ли он, что ночью я была здесь с Ральфом? Или, его корежит от мыслей, будто бы я и Ральф?..
— Какого черта ты вытворяешь?
— Я вытворяю? — огрызается Фил, упруго расхаживая по каюте. – Ты не натрахалась, или что? Думаешь, я тупой и не знаю про вчерашнее приключение?
Дикий и нервный зверь. От созерцания подрагивающих ноздрей, у меня начинают подрагивать внутренности.
— Ты мне сегодня снился, — сообщаю я, сжимая свои соски. — Я была юной ведьмой, а ты — инквизитором. Девственным и сексапильным одновременно.
Филипп останавливается, пузырясь от злости. Такое чувство, что они с Ральфом знают что-то, чего пока что не знаю я. Но в то же время думают, будто бы я знаю. Более того — за этим стою.
— ...ты привязал меня к своей узкой монастырской кровати и оттрахал всеми известными тебе способами, — говорю я вслух.
— Есть только три дырки. Сколько может быть способов?!
— В моем сне ты был креативнее. А полосы, что у тебя на спине – это тебя Хадиб поцарапал?
Он все-таки не выдерживает. Смеется. Но так, что лучше бы не смеялся. Когда он подходит к кровати и опершись на руки, склоняется надо мной, улыбаясь безумной улыбкой, влага между ног замерзает.
— Ты первая начала.
— Первая? — говорю я смело, но осторожно. — Это чертовски мучает.
Филипп смотрит на меня со странным выражением на лице.
— Зачем тебе это все? — спрашивает он таким тоном, словно я прекрасно знаю о чем идет речь.
— Понятия не имею. Возможно, я вас люблю. Возможно, вы просто реально классные. У меня год не было мужчины.
Он усмехается.
— Ну, конечно.
Прощальный взгляд на сиськи и Филипп очень твердо глядит мне в глаза.
— Ты трахалась с ним?
- Нет, он тоже злится из-за вчерашнего. А ты с ней?
Филипп опять усмехается и качает головой, словно не веря своим ушам.
- Ты спятила? Если я стану трахаться со старухами, то это будут очень богатые бабки, ты понимаешь?
- А где ее помада?
- Минет, не секс, - он смотрит на засос.
- Это вчерашнее.
- Хорошо, - он вдруг сбрасывает одеяло и как собака, носом, втыкается в простыню. – Смотри-ка, какая честная женщина... А теперь сделай милость, прекрати цирк. Оденься.
***
Одевшись, я застаю их с Ральфом на капитанском мостике. Они о чем-то горячо спорят, жестикулируя, словно два мима. Ульрике, в одиночестве оседлав шезлонг на нижней палубе, пьет из баночки «Севен Ап». При виде меня она недвусмысленно давится им.
Ральф попросил Фила привезти мне что-нибудь из одежды Джесс, и тот, -- то ли пошутил, то ли издевается — привез винно-красный брючный комбинезон. С бирочкой "Элли Сааб".
Ульрике может и вложила все деньги в парикмахера, но бренды узнает по пошиву. А это не подделка. Это настоящий кто-то там, как его?.. Я никогда не была сильна в моде.
— Как тебя зовут, ты сказала? — спрашивает Ульрике, сканируя меня взглядом.
На кухне я быстро потеряла товарный вид.
-- Меня не зовут. Меня пока не прогнали.
— Смешно, — она поднимается со стула и тащится к грилю, со своим «Севен Апом» в руке. Интересно, это — благородный напиток, или она решила снизойти до простых. — Это Элли Сааб?
До меня не сразу доходит, что она имеет в виду и Ульрике, заметив это, меняет тему.
— У тебя очень красивое тело. Но если не носить бюстгальтер, то вскоре отвиснет грудь.
— Тогда я сразу же позвоню тебе и спрошу, к кому обратиться.
Она начинает нервничать, кольца громко стучат о банку. Но ей нужна информация и Ульрике делает над собой усилие. Хмыкает, недовольная, но тут же пытается обойти с другой стороны.
— По-моему, я тебе не нравлюсь, — заключает она с таким видом, словно совершила невесть какое открытие.
— Ты хотела бы мне нравиться? — спрашиваю я, закусывая губу, как рекомендует Лонина книга.
Ульрике пытается нахмурить лоб, но ботокс не оставляет морщинам не единого шанса. Она обнимает себя руками и задумчиво произносит:
— Почему — нет?
— Хочу быть уверена, что ты не решишь предложить ему мама-дочка номер.
Она чуть заметно кривится. Не знаю, чего я к ней прицепилась? С Адиной у нас хотя бы были какие-то счеты. А Ульрике лишь пытается удобнее устроиться в жизни, прицепившись к толстой мужской мошне. Может быть, я просто не люблю других женщин и за уши притягиваю причины, чтобы обосновать неприязнь?
Ульрике тоже задумчиво рассматривает меня и решается положить карты на стол.
— Зачем он тебе? Тебе недостаточно денег брата?
У меня вырывается полуистерический смех: при чем тут деньги?
— Он классно трахается и, к тому же, красив.
Ульрике ласково улыбается. Какое-то время, словно залюбовавшись, глядит на закат. Закат и в самом деле прекрасен: багряно-красный и пылающий, словно грех, но вряд ли он так сильно ей нравится. Просто на фоне этого заката продолжают беседовать у приборной панели яхты Ральф и Филипп и она явно не хочет, чтобы кто-то из них услышал ее.
— Филипп — гей, детка. Это все знают.
— Может быть, — улыбаюсь я, — он просто не захотел тебя?
Глава 3.
«ЛЮК, Я — ТВОЙ ОТЕЦ!»
Нас ждут, как и обещал Филипп.
И я понимаю вдруг, зачем он привез Ульрике. Чтобы у них свидетельница была — подтвердить, что все было так пристойно, а сам он – гей.
Среди незнакомых лиц, я вижу Бауэра. Он снял фуражку и капитанский блейзер и теперь выглядит, как полагается адвокату. Стерильно, элегантно и дорого.
— Фрау Дитрих? Меня нанял ваш дядя.
Его глазки лишь на миг ныряют в глубокий вырез комбинезона, но тут же устремляются мне в глаза. Линза слетела, что ли? Я машинально вскидываю руку, но тут же опускаю ее.
— Фридрих Бауэр, — сообщает Фуражка, протягивая ладонь. — Вам больше не о чем волноваться.
Машинально пожав ее, я с удивлением отмечаю, что Бауэр указывает мне место. Рядом с каким-то мужчиной. Он потрепанный, невзирая на чистую, выглаженную рубашку; по лицу заметно, что пьет. От парня за километр разит отчаянием. И тем не менее, он пытается меня обнадежить:
— Виви, привет. Я твой дядя! — он поднимается, явно собираясь меня обнять. По-семейному, от переизбытка чувств прослезившись. Я отшатываюсь. Мне кажется, что если я прикоснусь к нему, его тоска просочится сквозь поры.
— Ральф! — слетает с губ имя. Писк. Только я и слышу, да еще Бауэр.
Ошалевшим взглядом оборачиваюсь на Ральфа с Филиппом, но те стоят к нам спиной. О чем-то совещаются с адвокатами. «Дядя» кладет дадонь мне на спину и я возмущенно вскрикиваю. Отец Хадиб в светло-сером мирском костюме, поднимает глаза.