– Я все-таки должен вам объяснить… как мы работаем… мы, то есть они, потому что я сам… В общем, все довольно сложно. Я из дому не выхожу.
Он встал, гибко опершись на руки, перешагнул через коробки и направился в глубь комнаты, где на маленьком столике стояло нечто вроде тщательно отделанных строительных лесов, а еще чашки и коробка со старинной надписью “Печенье Лефевр-Ютиль”.
– Это моя кофемашина собственного изобретения, – пояснил он, не оборачиваясь. – Она работает более или менее по принципу пеллетной печки… Понимаете, о чем я?
– Не совсем, – пробормотала Жюльетта, чувствуя, что проваливается куда-то за пределы реальности.
Она опаздывала. Теперь уже сильно опаздывала. Хлоя, наверно, уже звонила ей на мобильный – он был выключен – спросить, не заболела ли она, месье Бертран уже открыл дверь своего застекленного кабинета, слева от входа в агентство, уже снял пальто и повесил его в шкаф, проследив, чтобы плечи легли точно на вешалку, с крюка которой свисал кружочек из кедра, от моли. Он тоже уже включил личную кофемашину, положил два кусочка сахару в чашку лиможского фарфора с двумя тонкими золотыми полосками по ободку, единственную, как он ей однажды сообщил по секрету, что сохранилась от материнского сервиза, мать была женщина прелестная, но взбалмошная, все остальные перебила, швыряла их в голову отца, обнаружив, что он изменяет ей с секретаршей, классика жанра. Уже звонил телефон – один раз или два. Хлоя ответила на звонки. А который час? Жюльетта беспокойно взглянула в окно (почему в окно?), потом вдохнула запах кофе и забыла свое чувство вины. Мужчина энергично крутил ручку деревянной мельницы. И напевал, словно забыв о ее присутствии. Она скорее ощутила, чем услышала, как мелодия на миг обволакивает ее, а потом затихает.
– Меня зовут Солиман, – сказал он, оборачиваясь. – А вас?
5
– Мой отец обожал Моцарта, – сказал он чуть позже, когда они медленно пили черный, густой, как ликер, кофе. – Нам с сестрой он дал имена персонажей из оперы “Заида”. Мою дочь тоже так зовут.
– А ваша мать? Она была согласна?
Жюльетта, осознав свой промах, покраснела и поставила чашку.
– Простите. Я иногда говорю все, что в голову взбредет. Это не мое дело.
– Ничего страшного, – ответил тот с еле заметной улыбкой, смягчившей его резкие черты. – Мать умерла совсем молодой. И она давно была не совсем с нами. Отсутствовала… некоторым образом.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он стал разглядывать коробки, громоздившиеся вдоль стен, ровные, почти как кирпичная кладка, – стена-дублер, отделяющая комнатку от внешнего света и шумов.
– Вы ведь знаете, что такое буккроссинг, принцип путешествующих книг, – продолжал он после недолгой паузы. – Его придумал в 2001 году один американец, Рон Хорнбекер, вернее, систематизировал. Превратить мир в библиотеку… красивая идея, правда? Книгу оставляют в общественном месте, на вокзале, на скамейке в сквере, в кино, а кто-то ее берет и читает, а через несколько дней или недель тоже оставляет, уже в другом месте.
Он соединил пальцы под подбородком, получился почти идеальный треугольник.
– И еще надо было отслеживать “освобожденные” книги, восстанавливать их маршрут, дать возможность читателям делиться впечатлениями. Так в интернете появился сайт движения, там зарегистрирована каждая книга. Ей присваивается код, он должен легко читаться на обложке вместе с адресом сайта. Тот, кто находит путешествующую книгу, может ввести туда дату и место находки, записать свой отзыв или критику…
– Этим вы и занимаетесь? – перебила его Жюльетта.
– Не совсем.
Он встал, подошел к стопкам, худо-бедно восстановленным Жюльеттой. И взял с каждой по книге.
– Вот. У нас есть некий довольно случайный ассортимент книг для чтения. “Война и мир” Толстого. “Скорбь ангелов” Йона Кальмана Стефанссона. “Французская сюита” Ирен Немировски. “Зимняя битва” Жан-Клода Мурлева. “Ничто не противится ночи” Дельфин де Виган. “Ланселот, или Рыцарь телеги” Кретьена де Труа. Следующий передатчик, который войдет в эту комнату, будет ответственным за распространение всех этих книг.
– Ответственным? – переспросила Жюльетта.
– Он не станет оставлять их под открытым небом или в поезде. Если угодно, он не станет полагаться на случай, чтобы они нашли читателя.
– Но как…
– Он должен выбрать для них читателя. Или читательницу. Кого-то, кого он приметит, за кем даже будет ходить по пятам, пока у него не окрепнет интуитивное убеждение, что этому человеку необходима именно такая книга. Не думайте, это самый настоящий труд. Книгу не отдают на пари или из прихоти, из желания потрясти или раззадорить, разве что без причины. Мои лучшие передатчики обладают огромным даром эмпатии: они чувствуют в глубине души, какие фрустрации, какие обиды копятся в недрах тела, с виду ничем не отличающегося от любого другого. То есть надо было сказать мой лучший передатчик: второй, к несчастью, недавно нас покинул.